Cambiata

I

Я проснулась от того, что мне стало невыносимо жарко. Маленькое дрожащее тельце прижалось к спине, обжигая, в надежде скрыться от громких криков, доносящихся с кухни. 
Когда-то и я была такой же. Боялась малейшего повышения голоса отчима, его недобрый блеск в глазах, гласящий о надвигающейся буре. По походке могла определить его настроение. А дни, когда к нам приезжали его родители, отмечала черным маркером в календаре, желая в эти мгновенья уехать к бабушке. Всегда, абсолютно всегда их визиты заканчивались ссорой мамы с этим мужчиной, хотя «мужчина» будет для него громко сказано.
- Ты совсем что ли? Этим точкам уже двести лет! - в голосе мамы слышалась хрипотца. Наверное, они начали ругаться задолго до моего пробуждения.
- Ты че меня наебываешь? Вы че охуели здесь все? Одна, блять, хуйню пытается втереть, - я посмотрела на время, отмечая про себя, что этот ушлепок разбудил меня в мой единственный выходной в 6 утра. Поежившись от очередной порции оскорблений в адрес мамы, я повернулась к братику, боявшемуся издать и звука. - Другой, сука, не может решить, когда ему в деревню ехать. Наебывает меня. Семен! - ребенок вздрогнул, но послушно выбежал из моей комнаты. Я лежала в недоумении. До меня не сразу дошло, что Миша говорил в таком тоне о своем ребенке. Своем! То есть не обо мне, а о собственном сыне. - Когда едешь к бабушке с дедушкой?
- ... ну...
- Отвечай!
- Я не хочу..., - еле слышно прошептал мальчик. Наверное, он сейчас опустил голову, страшась встретиться со своим отцом взглядом.
- ТЫ ПИЗДАБОЛ ЕБАННЫЙ! - я аж приоткрыла рот в немом шоке. Это отродье посмело ТАК обратиться к ребенку. К сыну. К восьмилетнему парнишке. Я в ауте.
Еще никогда он не позволял себе такого. По отношению к маме - да. Ко мне - бывало, но не к Семушке. 
Повисла гробовая тишина. Или, быть может, это я перестала слышать окружающие звуки. С гудящей головой я поднялась, приобретая вертикальное положение. Порыв выбежать и заткнуть кулаком упыря был настолько велик, что я закусила одеяло, успокаивая себя. Все-таки осознаение последствий вернуло мне леденящее спокойствие, поэтому я молча осталась в своей спальне, ожидая возвращение братика. И мамы. Хотя, на счет последней я не была уверена. Возможно, она побежит за этим багом природы, поскольку дверь уже несчастно хлопнула, оповещая о том, что утырок покинул квартиру. 
Он всегда так делал. Хотел показать свое превосходство, то, что последнее слово остается за ним. Но так считал только он. Я же до сих пор убеждена, что он просто таким образом сбегает от самого себя. 
Хотелось рвануть на кухню, обнять братика, маму, крепко-крепко, чтобы они забыли о том, что произошло ранее. Но я понимала, что если мама обнаружит, что я все слышала, ей станет хуже. Ведь ни одна мать не хочет выглядеть жалко в глазах дочери. 
Дверь тихонько открылась. Я раскрыла руки, готовая к объятиям, и подозвала малыша. Тот был молодцом. Держался из последних сил. Но стоило ему ступить в мою комнату, как слезы водопадом полились с его глаз. 
Его всхлипы ножом полосили по сердцу, скребя душу, выворачивая наизнанку все мысли. Тошнота подступила слишком неожиданно, но надо держаться. Ради Семы, ради мамы. Я переросла то время, когда могла реветь из-за подобного. Теперь я старшая сестра. Стойкая, непробиваемая. Так и должно быть. Они не должны видеть моей грусти, боли, несчастья. Иначе маме с братишкой будет хуже. Я должна показать, что все хорошо.
- Почему он так говорит? Он что, не понимает? - я ритмично постукивала братика по спине. Когда он был крохой, я всегда его именно так успокаивала. Время идет, а приемы продолжают действовать. Нельзя дать ему разглагольствовать на эту тему, иначе ему станет больнее. - Он что, не понимает, что я его сын? Разве можно так...
- Тише, зайчик, - крепче сжав его в объятьях, я провела ладонью вдоль его спины, массируя кожу, расслабляя. - Забудь все, что он сказал. Ты у меня самый лучший, самый хороший, самый умный. Да цены тебе нет. Засранец, правда, иногда. И лентяй. И нытик. Но в целом, самое лучшее создание в мире.

- Августа! - попытка отвлечь его увеньчалась успехом. Слава Богу. Хотя бы так. На пороге появилась мама. 
- Вытирай слезы, мальчик мой, - мда... нашла тоже, что просить от ребенка, когда сама наспех осушила глаза. От ее вида сердце кольнуло, вся моя отстраненность от происходящего рассыпалась вдребезги.
- Вот, мама, скажи мне, почему он ведет себя так, будто мы не его семья? - он уткнулся в грудь женщины, захлебываясь в новом потоке рыданий. - Разве мы не его семья?
- Похоже, наша семья состоит из тебя, Августы и меня, Лёлик, - она прижала его крепче к себе, чтобы тот не увидел печали на ее лице. - А ты то что ревешь?
- Из-за тебя! - я соскочила с постели и кинулась в ванную, ненавидя себя за слабость и мягкость. Как же я завидовала тем, кто мог не принимать все близко к сердцу. Они шли с легкой головой по жизни, не отвлекаясь на подобных уродов, как мой отчим. А я так не могла. Я представляла, как больно маме. Той, которая выходила Мишу после тяжелой операции, когда он не мог ходить. Той, которая работала, как скотина, тогда как этот хмырь играл в танчики или корабли на компьютере. А Семен. Он еще толком ничего не понимает. Для счастья то ему надо только внимание и любовь. А тут его папаша кроет матом. Ни за что. Как ребенок должен реагировать? Он в недоумении. А ведь таких детей, как он, стоит ещё поискать. Старается, многое узнает, чего и сам Миша не знает, а этот им даже не интересуется. Будто Семенка не его сын вовсе. Наверняка Сенчика изнутри сжирает обида. Особенно если сравнивать с отцами его одноклассников, о которых друзья постоянно рассказывают. 
Я понимаю мальчишку.

Проводив маму на работу и убедившись, что горячую воду наконец-таки дали, хоть и с задержкой в три дня, я быстренько дала письменное задание Семёну и погрузилась в утренние водные процедуры.
Ааах... Блаженное чувство. Неприятный осадок, вопреки всем законам химии, начал растворяться, что не могло не радовать. Приободрившись горячим душем (никогда не понимала тех, кто предпочитает плескаться под холодными струями, моя подруга таких называет лягушками), я нанесла на тело детский крем, оставив лицо нетронутым. Оно не очень любило присутствие липкого слоя на себе.
Вышла из ванной, будто переродившись. Проверила работу братика и поплелась на кухню. Сама завтракать я не любила, но Сенчика покормить была обязана. К огромному сожалению обнаружила, что на плите было пусто, как и в холодильнике. М-да...
- Лапушок-прыгушок, оладушки хочешь? - не заботясь о том, что соседи могли ещё спать, крикнула я, получив в ответ недовольный стук в стену. - Так я вас бужу, а то время за семь перевалило, суббота, а вы ещё не начали свой извечный ремонт, - ещё громче объяснила я. На этот раз наш холостой соседушка не постеснялся применить более красноречивые эпитеты в мой адрес, но я его перестала слушать, включив на кухне музыку. Так ему. Нечего своей дрелью каждые выходные в моей нервной системе дырки проделывать.
Готовить я не очень любила. Не потому, что не получается. Просто тратилось слишком много времени. Хотя, должна признать, после года готовки в общежитии, я начала справляться с этим гораздо быстрее.
Пока я замешивала тесто, услышала, что малой разговаривает с кем-то по телефону. Убавила звук на колонках и прислушалась. 
- Хорошо, я встречу тебя, не бойся, - это была его последняя фраза, после чего он обнаружил меня через зеркало в коридоре и, показав кулак отражению, поспешил завершить разговор. - Не подслушивай! 
- А я и не подслушивала, - скривив ему рожицу, я попробовала тесто. Так, чего-то не хватает. Я достала сахар, потом передумала и вытащила из холодильника мед. Открыла его, набрала столовую ложку, задумалась, решила съесть. Взяла соль и добавила пару щепоток. Вот, теперь идеально. - Э, Ромэо, руки мой, первая партия, уж так и быть, твоя, - мальчик поморщился от обращения, но в ванную все-таки пополз. 
Хорошо, что он забыл про инцидент со своим отцом. Непривычно наблюдать его несчастную, по-настоящему несчастную, мордашку. А то эта неженка страдает буквально из-за всего. То об косяк ударится, начинает орать, чтобы его снесли, то кошка не даст ему себя погладить, так тут вообще ужас начинается. Он был копией своего отца, к сожалению. 
- Ну скоро еще? - позвать то я его позвала, а оладушки никак жариться не хотели. Прилипали и все тут. Уж и масло в тесто добавляла, и саму сковородку десятым слоем смазывала, а они ни в какую. 
Тут я почувствовала запах картошки. Жареной картошки. От моей сковородки для блинов и оладушек. 
- Семеееен, - я озлобленно сверкнула глазками в его сторону. Это невинное высочество сидело и смотрело на меня с таким удивлением, будто не он испоганил на ближайшее время идеальное покрытие моей любви. - Это ты вчера картошку жарил? 
- Ну да. Ты же мне ничего перед уходом не приготовила. 
- На моей сковородке? 
- Другие были заняты. 
- Ах ты засранец, - я щёлкнула нахала по лбу. - Вот теперь не жалуйся, что оладушки будут некрасивыми. 
- Августа, ты с ума сошла?! - взвизгнул ребёнок. - Больно же! 
- Сейчас сам будешь готовить, - кое-как соскребя лакомство, я полила его сметанкой и подала Семёну. - И прекращай ныть по пустякам. Тебе восемь уже. Не маленький. 
- Я не ною, - снова начал пыхтеть малой. 
- Ноешь. 
- Не ною! 
- Даже сейчас... 
Нашу перепалку прервал зазвонивший телефон. Посмотрев на экран, и заметив, что ещё слишком рано для звонков коллеге, я сразу поняла, что предстоит не самый приятный для меня разговор. В принципе, так и оказалось. 
- Августоочеееееек, - протянула рыжеволосая азиатка в трубку. Никогда не любила, когда коверкают моё имя. Особенно малознакомые мне люди. - Выручай, нет спасааай! Пожалуйста!