Царевна

Регентша

На Москве раздался тревожный набат колокола Успенского собора. Толпа сгрудившаяся у стен Кремля, охала и крестилась.

—Царь умер! — пронес над ней ветер обрывки слов патриарха.

Меж ног толпы просунулась голова юродивого: — Царь православный умер, а царевич Петр с еритиками дружбу водит. Латинские обычаи привечает. Антихрист. Стрелец сдерживающий толпу, покосился на юродивого и загнутым носком кожаного сапога пнул того в морду: — Чего несешь сучий сын. Царскую особу хаешь. Юродивый завопил и ткнулся лицом в талый снег. Из его головы с темным проплешинами, потянулись  на утоптанный ногами посадских снег, тонкие струйки алой крови

Бабы протянули  к служивому руки, стремясь ухватить стрельца за уши, щеки, и губы словно гуси-щипуны.

— Ты пошто святого человека изобидел? — заорало мужичье из толпы.

— Креста на тебе нет лиходей. Стрелец отшатнулся. Толпа наступала на него стремясь ухватить, сгрести и кинув под ноги затоптать.

— Ну, назад все псы! — к стрельцу на помощь подскочили еще несколько служивых. Царскую персону хаять смели. Стрельцы стали оттеснять толпу к избам Посадской Ямской слободы.

— Дави их братцы, — разносилось средь стрелецкого строя.

Стрельцы выдавливали посадских с площади широкой грудью и черенками бердышей. Из Спасской башни по мосту к Лобному месту спустился  боярин в соболиной шубе и бобровой шапке.

Развернув грамоту, он обвел площадь и прочел первый строк: — Государь наш Феодор Алексеич почил волею Господа и нарек наследниками царства своего: царевича Петра Лексееча от матери его Натальи Нарышкиной и царевича Ивана Лексеича от матери ево царевны Марии Милославской. На то воля царская и сие завещание. Народ охнул и замолчал.

Боярин харкнул на снег кровавой соплей  и продолжил: — А кто сие завещание не примет, тот волею Государей Московских  будет обезглавлен. Соправителем сих государей державы нашей в виду их малых лет Господь дал в соизволение царице Софье Алексеевне Милославской, сестре их.

На том целуйте крест и идите с Богом. Но толпа не желала расходиться. В сторону стрельцов полетели проклятья и комья смерзшейся земли.

— Ироды! — голосили бабы.

— Каина дети, — вторили им мужичье в драных зипунах. Толпа бесновалась, распыляясь все больше. Она уже не обращала внимания на замершее тело юродивого на почерневшем от копоти снегу. У одноглазого мужичонки с жидкой бороденкой в заиндевевших от холода руках, блеснуло точеное лезвие ножа. Он прильнул к толстой бабе в разноцветном платке и тут же отпрянул, пытаясь скрыться в  толпе.

— Убили. Убили царица небесная, — заверещали в бабы в толпе. Одноглазого мужичонку тут же споймали за рукав драного кафтана, и кинув на снег, принялись изуверски топтать ногами. Стрельцы бросились на место свалки, пытаясь прорезать толпу и вытащить убийцу на площадь.

Боярин мерзко хмыкнул и развернулся к стрелецкому старшине: — Утихомирь тут все.

— Я ко дворцу: царево завещание исполнять, чай дума уже вся в сборе, а я тут мужицкие дрязги смотрю. Старшина кивнул: — будет сделано боярин.

Он махнул рукой и из ворот вышел еще один стрелецкий полк. Стрельцы в зеленых кафтанах с пищалями наперевес сделали первый шаг в сторону беснующейся толпы.

— С плеча снять, — звонко рявкнул стрелецкий старшина.

— Без команды с патроном заряжай! Стрельцы скинули ружья и высыпали в замок порох.

— Первый выстрел в воздух! — скомандовал старшина.

— Первый выстрел в воздух, — эхом пронеслось по строю.

Толпа испуганно шарахнулась назад.

— Пли. Пли. Глухой раскат выстрела сотен пищалей, словно весенняя гроза пронесся над Лобным местом, сорвал с колокольни Ивана Великого десятки ворон и галок. Заставил испуганно дернуться родовитых бояр в Думской палате. Опрокинуть чернильницу на лист царского указа в Посольском приказе. Толпа бросилась наутек, оставив на таящем апрельском снегу тело юродивого и окровавленное тело одноглазого мужичонки, что  еще недавно так ловко орудовал в толпе острым ножом, срезая у посадских кошельки с пояса. Толпа рассеялась.

Казацкий старшина довольно крякнул: — Так-то лучше, а  то ишь чего удумали, бунт учинять.

— Сенька? Перед старшиной тотчас возник стрелец:— Слушаю господин урядник.

Старшина покачал головой и плюнул на подтаявший снег.

— Убери этих двоих, — он указал тела на площади. И кровушку соскребите. Он повернулся в сторону Ивана Великого и перекрестился.

— Чует мое сердце, еще немало здесь кровушки православной прольется, — с досадой заметил он рядовому.

—  На все Божья Воля! — равнодушно ответил стрелец.

— Ну, ты иди уже исполняй, — старшина ласково хлопнул его по плечу.

— Исполнишь: доложишь. Я покудова в казармы. Старшина развернулся и широким шагом зашагал в сторону ворот Кремля.

Толпа тем временем рассыпалась по узким улочкам многочисленных слободок Москвы. Стеленные деревянными досками тротуары меж рядов посадских  изб и каменных палатей бояр, не выдерживали такого количества бегущего народа и люди падали в непролазную весеннюю грязь улиц.

Думской палате было тихо. Бояре в высоких шапках и пестрых кафтанах с меховыми воротниками испуганно переглядывались между собой.

— Ну, чья взяла-то? — скривился боярин Голицин. — Так сейчас царевна Софья нам все и поведает, — усмехнулся думный дьяк Шакловитый.

— А ты  али куда спешишь батюшка?

 Голицин тяжело вздохнул: — Куды мне теперь спешить-то  Федор Леонтич.

— Ну так и потерпи немного, чай не похоту сеять.

Голицин покосился на остальных бояр. В глазах Нарышкиных читался страх. Причина его была видна издалека. Место на котором стоял трон московских государей было пусто. Стоило ли думать об обезглавленной России. Нет Государя-нет и трона. Вместо него стояла маленькая резная табуретка, притащенная кем-то из слуг.

— Не бывало такого! — шептались бояре. Что  удумали Милославские. Князь Василий Голицин ликовал: — Нарышкиным конец. Вернут имения и вотчины отнятые прежним царем Федором Алексеевичем. Но патриарх Иоаким еще в силе, и не отдаст Нарышкиных, за спасибо живешь. Патриарха нужно переизбрать. Кандидаты есть. У в хода в думские палаты послышался шум. Из дверей появился глашатый и зычным голосом прокричал: — царевна Софья Алексеевна Романова, Соправительница Государей Московских. Софья прошла в думу и присела на табурет, что стоял за место трона. Поправив платье, она посмотрела на собравшихся в Думе бояр. Царевна догадалась, о чем шепчутся эти доротные обрюзгшие  от обильной жратвы морды, с посохами в руках и высокими меховыми шапками.