Церковь Пришествия Его

Действие первое. Ритуал

Церковь ничтожна,

Глупа и дебильна,

Прокаженная церковь,

С верой в ничто.

2014 год.

— Я истово верю в Его пришествие в этот проклятый мир. И придет Он пожирать оный. И низвергнется мир в геенну огненную, — густой, хрипловатый бас гудел в алтаре первой Твердыни. — Я это истинно знаю. И знаю я то, что мы, посланники Его, приближаем сей миг, — говоривший вскинул вверх правую руку с ритуальным кинжалом.

— Я, живьем погребённый и рождённый могилой по велению воли Его, — голос нарастал, набирал силу, становился жестче и яростней. Он заполнял собой всё: проникал в каждый потаенный уголок, обволакивал собой убранство алтарного зала и затухал, теряясь в высоте купольного свода. — Стою здесь пред вами и свершаю сей ритуал приближая тот миг, когда Он явит себя.

В старом и обветшалом с виду, но всё еще очень крепком каменном здании бывшего храма, посвященного какому-то мертвому божку, что стояло в самом центре заброшенного парка проклятого города, шли приготовления к страшному действу.

С высокого антресоля, что как утёс нависал над жертвенником, стенобойным молотом гремел голос облаченного в иссиня-черную мантию человека. Он был высок и худ. С широких плеч его свисал на грудь плетеный параман. Мантия перетянута кожаным ремнём с висящими на боку ножнами из толстой кожи. Остроконечный куколь его был откинут назад на спину, оголив голову, которая была лишена какой-либо растительности. Ни волос, ни бровей, ни ресниц — ничего. Кожа его была как старый ломкий пергамент и имела бледно-серый цвет. Уши тонкие и как бы изломаны, прижаты к черепу. На высушенном лице остро торчали скулы, а крупные серо-стальные глаза горели безумием.

Вздернутая вверх рука опустилась, вонзив кинжал в перила балкона. Он схватил руками ограждение, до крови впиваясь острыми ногтями в балюстраду. Кровь сочилась из пальцев и тонкой струйкой стекала вниз по балясине, но он не обращал на это никакого внимания.

Стоявший на балконе человек в прошлой своей жизни был ничем не примечателен. Заурядный обыватель. Он не исповедовал никакой религии, отрекшись от неё когда-то давно. Жил как все, дом-работа-дом. Отбыл повинность на обрыдлой работе, набил пузо повкуснее и на боковую. Да в выходные любил хорошо выпить в компании с какой-нибудь особой с не слишком высокой социальной ответственностью. Всё.

Тогда его звали Даниил, но он давно уже умер. Сейчас же его имя Даинн, что означает умерший. И сейчас он — Пророк и Верховный Жрец Церкви Пришествия Его.

Внизу, там, где в центре огромного зала находился величественный и в тоже время ужасающий престол и жертвенник, сотворенный из цельного куска гранита, обложенный детскими черепами из глазниц которых выползали обожравшиеся человечиной черви, в предвкушении начала ритуала стояли его гончие псы. Его Апостолы.

Алтарь был под стать своему престолу и жертвеннику. Огромное овальное помещение с высокими потолками и антресолью. Он расползался по обеим сторонам подпираемый колоннами на уровне второго этажа. От амвона, спускаясь к нему лестницами, и до противоположной стены, где нависал, выдающимся вперед балконом, над жертвенником.

Повсеместно на стенах висели пригвожденные останки человеческих тел. Сами стены задрапированы растянутыми человеческими кожами. Где-то тела были еще совсем свежи и всё еще сочились алой кровью. Где-то это были вздувшиеся и потерявшие формы, сочащиеся гнилостной сукровицей останки. Трупы были везде. От пола до потолка.

Вот молодая женщина, прибитая к колонне антресоли вверх ногами с разорванным ртом, вырванными глазами и вспоротым животом. Рядом старуха со вспоротым животом и с широко раздвинутыми ногами, промеж которых вбит кусок ржавой арматуры. И еще одна старуха валяющаяся бесформенной гниющей кучей, нанизанная грудной клеткой на острый стальной кол.

Здесь нашли свою смерть абсолютно разные люди. Старики, старухи, мужчины, женщины, дети. И нет никакой разницы, какого цвета твоя кожа, приверженец какой ты веры, социального статуса, нищий, богатый — всё равно будешь жестоко убит и принесен в жертву Ему, сильной и беспощадной рукой Даинна.

Единственное, что объединяет всех умерщвленных — это их бессмертные души. Души, пригодные для того, чтобы наполнить своей энергией вместилище силы и приблизить приход Повелителя на погибель всему живому.

В Твердыне всегда царил полумрак. Разбросанные тут и там массивные оплывшие свечи, чадили черным, жирным, дымом и лишь слегка разгоняли темень, застенчиво мерцая и потрескивая. Но и этого было достаточно, и даже с избытком.

Тяжелый, спертый, сладковато-гнилостный воздух, осязаемой пеленой наваливался всей своей безмерной массой на плечи, прижимал к полу, заставляя склониться в почтительном поклоне пред Его величием.

Во всех помещениях Твердыни кружили и противно жужжали жирные зеленые мухи. По трупам ползали белые опарыши, пожирая гнилую плоть мертвецов. Отожравшись они перерождаются в мух и снова откладывают свои личинки на те же кровоточащие, исходящие вонючим соком, куски сладкого и вкусного гниющего человеческого мяса.

Под нависающим сверху балконом находится гранитный престол и жертвенник, умащенный кровью и обложенный черепами. На престоле покоилась серебряная купель. Она вся была иссечена разными письменами, что наносил сам Даинн в минуты соития со своим Повелителем. Это были пророчества, не сулящие ничего хорошего этому миру. Купель до краёв наполнена загустевшей кровью первой жертвы. В крови плавал мертворожденный младенец. Его родила блудница, что смотрела на ритуал принесения первой жертвы. От увиденного её сердце не выдержало и лопнуло. Уже мертвая она родила мертвого ребенка.