Чао, Феликс Вивас

Глава 6. Феличита

В магазинчике автозаправки красивые от природы и украшенные тщательным уходом дамские ручки сгребали с прилавков в корзину шоколадки и сдобные сладости. Девушка орудовала без стеснения и чувства меры, невозмутимо глядя из-под поднятой бровки на Германа и Рому, которые в свою очередь наблюдали за ней от соседней стойки. Сладости уже валились из корзины, а она сгребала их и сгребала, точно ждала, когда её остановят.

— Пой, как будто никто тебя не слышит, танцуй, как будто никто тебя не видит – так, кажется, говорят ваши итальянцы?

Она медленно, с достоинством, подошла к Роману, взглядом вытерла о Германа собственную наглость и поставила корзинку на руки своему молодому человеку.

— Жду на кассе, — проговорила она.

Чёрт меня побери, она проделала это так томно, что я и сам едва не согрешил в собственных мыслях. Ей-богу, как географичка приглашает созревающего школьника во снах на пересдачу!

Парень с корзинкой смотрел ей вслед с обожанием.

— Ромео, — встряхнул его Герман, — ответь мне как архитектор архитектору... Это – кто?

Друзья стояли за стойкой с продуктовыми полками. У Романа в руках была корзинка, у Германа – по бутылочке воды. Не отрывая от девушки глаз, корзинщик ответствовал:

— Это?.. Юрист-международник. Победитель конкурса «Раздави орешек попкой». Мастер кухонных танцев и в будущем, надеюсь, мать моих детей. Я зову её – моя Джульетта. Джульетта Гончаренко. Юлька, по-нашему. Восхитительна, правда?

— Правда. Но не совсем. Что стало с прежней матерью твоих детей, которую ты называл «моя Полли»?

— Пути господни неисповедимы. Один из них завёл нас в болото.

— Болото не яма – можно вылезти, вернуться и мосточки проложить, нет?

Рома пристально посмотрел Герману в глаза:

— Что ты хочешь? Что ты ко мне прицепился? Тебе так нужна Полина? Так бери её и владей – она свободна!

— Ромео, ты нарываешься...

— Если тебя так интересует чужая личная жизнь – значит, тебе пора заняться своею, мой друг.

Он развернулся, чтобы пойти к кассе, но Гера остановил его, схватив за плечо:

— Да мне по боку твоя личная жизнь! Делай всё, как и с кем хочешь! Но мне нé по боку, что ты втягиваешь меня в своё враньё! А я не хочý участвовать в том, что приносит Полине страдания!

— Пафоса-то сколько, боже ж ты ж мой. Страдания! — Роман освободился от захвата. — Я ей браслет подарил.

— И даже не сказал, что бросил. Учти, когда она узнает всё сама – я не буду тебя выгораживать.

Теперь уже Гера направился к кассе. Он прошёл мимо Ромки, едва не задев того плечом.

— Тогда и ты учти, — получил он в спину, — что в таком случае мы её потеряем. — Гера остановился, обернулся. — Угу, и её связи тоже. — Гера открыл для ответа рот. — И тендер помашет нам ручкой.

Гера созрел, наконец, ответить что-то явно резкое – и он уже назидательно выдвинул на Романа палец, но его осёк голос Юли:

— Ребятушки, вы скоро?

Спохватившись, что их может услышать та, от которой лучше бы всё это держать в строгой тайне, Гера понизил голос:

— Ты недельку не мог потерпеть? Вот скажи, не мог? Треснула бы твоя «ореховая попка»?!

Юля вертелась у кассы, с ленивым интересом водя глазами по полочкам с мелким товаром.

— Мы опоздаем, — крикнула она спорщикам между стеллажами.

— Потерпеть недельку?! — взъерепенился её заступник. — Да я полгода терпел! Всё это время я был для Полины, как чёртов котёнок у ног: хочу – за ушком почешу, хочу – хвост пяткой прижму, хочу – пожрать дам, хочу – не дам, хочу – мордой ткну в мокрый тапок! А хочу – брошу клубок и поиграю! Недельку! Ещё неделька – и её нити опутали бы все мои лапки!

— Котёнок, тоже мне.

Герман развернулся.

— Вот и я говорю, — согласился Роман. — А Юлька – она сделает из меня человека.

Фыркнув, Гера ушёл к кассе. Рома пожал плечами, достал из корзинки леденец и скинул его на полку: лишнее, мол. Посмотрел в корзинку, оценил всё, взвесил да и вытряхнул обратно:

— Орешек мой, поверь, ты ещё скажешь мне «спасибо»!

Взял только воду, как и старший...

С бутылками безалкогольного в руках Герман и Роман шли по парковке. Машины на месте не обнаружилось. Гера бегал по площадке глазами, и уже начал всерьёз беспокоиться, как услышал любимый, греющий душу сигнал: отогнав машину в сторону, из-за стекла им бибикала Юля. Сделав дело, она, не покидая салон, ловко перебралась с водительского места назад, на пассажирское.

По пути Роман поинтересовался у друга:

— Ты сам-то ещё долго бобылём таскаться собираешься? 

Друг огрызнулся:

— Тебе-то что?

— Ха, нормально так – заява! Хотя чего я удивляюсь: три месяца уже, четверть года без женщины – любой в дикаря превратится. Ты зубы-то чистишь ещё, а? Ну-ка, дыхни. 

— Заткнись, Ром, а.

Ромка прищурился:

— Кисляка в тебе много стало, мой друг. А ведь эта... Как её звали? Энетта, кажется? Энни... Такая сладенькая была конфетка на вид. Вы почему разбежались – можешь сказать?

Герман закрылся:

— Значит, так было надо.

— Вот-вот. И получается, что я терплю все эти вмешательства непонятно из-за чего.

— Нечего там рассказывать – расстались и всё. Были причины.

Рома закрылся тоже:

— Ну, окей. Так и запишем – не было, причин. Ибо другу о причинах всегда поведать можно. Рассказывать нечего лишь там, где сплошь один вздор и самодурство.

Они подошли к машине и синхронно открыли двери – каждый свою.

— Не слишком ли много лирики, Ром? У нас тендер на носу. Тендер всей жизни. Ты ещё помнишь, зачем в Италию летишь? А я вот не забыл. Моя́ голова сейчас занята только этим!

— И плохо! И сейчас, и потом – голова всегда должна быть занята одним и тем же – шерше ля фамм! Ибо, как поётся, «Ноу вуман – ноу драйв». Нет женщины – нет мотивации. Без женщины и работать трудно, и нельзя отдыхать, и в Италию летать запрещается! Без женщины мужчина не может ничего, без женщины он вообще – распадается.