Часы

Часть Третья

Как глупо было не подумать головой. Не прислушаться даже к собственному внутреннему голосу, что буквально вопил: «Очнись. Раскайся! Тобой и так было слишком много сделано!» Но нет, перед глазами только — нажива, а на теле гниющий черяк и полуседая голова с синяками под глазами и потухшим взглядом с желтой, почти синий кожей. Но это вижу только я и чувствую. После той ночи было ощущение, будто с меня высосали всю энергию, с постели встать было трудной задачей. Но, а потом этот злосчастный звонок с воплями клиента, о том, что часы исчезли и о том, что он найдет меня (ага щас, как будто он знает мой поденный адрес). После фразы о том, что часы исчезли, меня, будто окатили ледяной водой.       Побыстрее окончив этот разговор, в причине которого, совсем не было моей вины, борясь с неимоверной слабостью и реагируя на призыв разума, мне пришлось перерыть всю квартиру. Перевернуть ее вверх дном. Ничего. Ни намека эти на часы. Но их угрозы сбылись и они у меня на лице, стоит только взглянуть на себя в зеркале и я во всей красе. Нет, значит и хорошо и мне надо прекратить синячить. Провалявшись в кровати весь день без сна, мне удалось провалиться в сон только вечером. Не хотелось ни есть, ни пить, ни дышать.       Снилась мне то, за что от меня отреклись все: мать, сестры, братья, друзья, казалось, даже собака. — Нет, нет! Ты что делаешь? Ты что творишь? — в панике кричал седовласый мужчина в элегантной черном черной шляпе, подобные которой он носил, сколько я его помню. Но как говорится у одного писателя, любовь к творениям, которого мне хотели привить — Антону Павловичу Чехову: Если в начале пьесы на стене висит ружье, то к концу пьесы оно должно выстрелить.        А в руках у меня тогда была самая лучшая, одна из самых лучших работа моего отца для какого-то богача: топор, рукоятка которого была сделана из чистого золота и обрамлена ярко-красными, похожими на капли крови, рубинами. -Нет, пожалуйста! Нет! Прошу тебя! — закрывался от меня он руками, но поздно. Один удар — брызги крови на зеркале, стенах, полу. У него не было шансов защититься, он был слишком немощен и болен, еле ходил с трудом, но продолжал работать. Второй, третий, пятый и бег, безумная скорость, в руках только причина убийства — огромное золотое кольцо, которое мне так и не удалось толкнуть и оно до сей поры пылится у меня в одном из шкафчиков. Но, нашли меня утром следующего дня, ведь следы убрать даже в голову не пришло, но все же мне удалось бежать. Но прежде чем бежать, прямо при стражах порядку от меня отреклась мать, а братья пообещали убить. Но меня спас случай, машина перевернулась, и погибли все, а на мне не было и царапинки. Везение.        А он не позволил…отец…не позволил продать, ведь это его первая работа, а такие вещи как талисман — не продаются. Но мне нужен был перстень, мне нужны были деньги, ведь люди, что играли со мной в карты жаждали получить свои выигранные пять тысяч, а отец отправил на работу или милостыню просить. Во что играли? Не помню, хмель ударил в голову и я не помню, что было дальше.       Очнувшись ото сна в полумраке, под утро мои глаза заметили эти трижды проклятые часы. Как только их коснулись мои пальцы, на циферблате выступила мелкими буквами надпись-четверостишие: Не выполнение задания, Вызывает наказание. Но если ты не получишь от погубленной родной крови прощения, Не будет тебе от меня сожаления.        С утра это вылетело у меня с головы. У одного с моих нынешних корешей день рождение, какое там сходить на могилу отца? Зачем? Он же виноватый сам, не выручил меня, за это и заплатил. На следующую ночь меня будто разрубали тем топором. Лицо жгло, болело, мне казалось, что вся подушка пропитана кровью, но с утра, когда боль утихла, то стало понятно, что мне всего лишь показалось. Но подойдя к зеркалу, ужас охватил меня от увиденного: на лице была кровоточащая рана, которая по-прежнему, на груди рана. Там, где были раны у моего отца-там теперь они и у меня. Кровоточат, болят, гноятся. Весь день ничего не хотелось ни есть, ни пить, ни дышать, только сдохнуть, но кровь не кончалась и уборщица, что зашла в мою комнату ничего не увидела и посмотрела с неким ужасом, поскорее убралась в комнатушке и убралась сама.       Сон не шел ко мне в дневной час и только глубокой ночью меня охватили сновидения: опять та же картина со стариком, что и несколько дней тому, когда ко мне в руки только попали эти часы. И теперь мне было известно, что делать после пробуждения и только теперь стало понятно, что это не шутка, а на циферблате уже красовалась надпись: К хозяину меня отпусти, И с миром умри. А раз уж нет, то не будет тебе покоя, И вечность будешь испивать только горе.       С утра, несмотря на боль, мне таки удалось найти сведения об этом старике, благо моим связям, но могилы у него не было, он был похоронен где-то, кем-то, возможно или там и остался в том доме, в который угодила бомба, через пару часов после убийства и кражи.       Ночью все тело начало печь и в придачу ко всему покрылось волдырями, а на утро меня ждала длинная весточка на циферблате: Как тебе моя шутка? Тебе и теперь не жутко? Эту боль терпеть тебе, убийца, вечно. Кончились твои деньки беспечные. Родная кровь не водица, Не может она так просто пролиться. Теперь ты мой раб — Времени Хранитель. Время твое никогда не кончиться и оно теперь твой обитель. За свои грехи ты поплатишься, Смерть так просто не прощается. Все привяжешься к кому, Всегда будут ставить на тебе жирную точку.       С того времени, вот уже сорок шесть лет, я скитаюсь по земле и как только влюбляюсь или завожу друзей, они придают меня в самый трудный момент. Я вижу через сколько умрет человек, стоит мне только взглянуть на него или на нее и перевести взгляд на циферблат и появляется первая цифра — нынешний возраст и через плюс сколько осталось жить. Например, блондинке, на которую я смотрю сорок лет, а осталось еще сорок пять прожить.       Когда человека надо спасти часы теплеют и я выполняю свою миссию — спасаю и это правда прекрасное, неземное чувство — ты помог (помогла) человеку, но никто не видит моего истинного лица. Все видят миловидную особь, а не полуразложившийся труп с волдырями, чиряками и порезами от топора, что кровоточат по всему телу. Но я не могу умереть, ведь мое наказание вечно за обманы, махинации и убийство родного отца, с кражей самой дорогой его сердцу работы — перстня. Мне довелось повидать мою внучку и спасти ее как многих до нее. О ненависти ко мне слышала даже она. Мне жаль теперь, но не тогда.