Часы продолжали звонить

Часы продолжали звонить

Старые часы мерно отсчитывали мгновения печального вечера.  В тишине кабинета громкое тиканье, казалось, могло заглушить собственные мысли, заставляя заблудиться в непрерывающемся потоке секунд.

Тик-так.

Так-тик-так.

Тяжелый вздох внезапно вклинился в затуманенное временем сознание, заставляя вспомнить о происходящем.  Тихий звон столкнувшихся в бокале с виски кубиков льда, и вслед за ним:

- Покойся с миром, Уилфорд, - вновь потерянно вздохнул мужской голос.

- Покойся с миром, - вторил еле слышно женский, и повторный звон льда.

Двое сидели в дорого обставленном кабинете, укрытые сумерками, затягивающими дом и теплым отсветом камина меж ними, и вспоминали покинувшего этот мир. Лишь двое, больше никто не пришел.

- Даже не верится, - спустя пару мгновений молчанья произнес Джозеф, потирая морщинистой рукой усталые глаза и седой висок, - Он казался таким бодрым, полным сил, и буквально через день… - обреченно замолк он, - Никто не ожидал.

- Не ожидал, - эхом отозвался женский голос, казалось совсем потерянный от произошедшего.

«Особенно он сам», - добавила про себя Катарина.

Старик обладал для своего возраста крепким здоровьем и еще большей твердостью ума и соображений, чем неимоверно бесил Кат последние несколько лет, с каждым годом разрушая ее надежду побыть молодой наследницей богатого состояния.  Понятно, что деньги будут привлекательны в любом возрасте, но пока ты молода и красива у тебя гораздо больше возможностей их потратить. Однако, не смотря на всю его «твердость ума и здравость памяти», и у него случилось помрачнение, что и привело их на нынешние позиции. Старика в могилу, а ее в дорого обставленный кабинет в шикарном поместье, ныне принадлежащем ей. Все получили того, что заслуживали, а маленькая паршивка, посмевшая пошатнуть ее положение не получила ничего. Даже приглашения на этот тихий вечер воспоминаний о покойном, хотя вполне возможно была ему ближе присутствующих.

- Но все же от возраста никуда не денешься, - со всей возможной печалью к умершему, еле-еле наскребенной по уголкам души, вздохнула Катарина, - Врач сказал, что в девяносто три года от сердечного приступа уже не спасет никакое здоровье. Просто у организма уже нет сил бороться.

«А вот у самого старика вполне хватало сил для борьбы. Но все же недостаточно».

- Конечно-конечно, - бездумно покивал Джозеф, все еще пребывая в собственных воспоминаниях, - Он, кажется, даже жаловался мне недавно, что у него сердце колит.

- Правда? – слегка удивилась женщина, - А мне ничего не сказал. Всегда такой скрытный… Если бы я только знала…

«Нечего там знать… Единственное, что кололо ему глаза это сама Катарина, пытающаяся распоряжаться положенным ей по праву так, как хотелось ей самой.  Но старик везде и всегда считал ее неправой, бездарной, безответственной и глупой. И каждый раз тыкал ее носом, словно нашкодившего котенка, в то, как прекрасна и самостоятельна Джесс. А ведь она ему никто! Внучка женщины, в которую он был когда-то влюблен. Совершенно незнакомая девка! А Кат была родной племянницей, единственным оставшимся у него родственником! И все же недостаточно хороша для такого поборника морали, как он. И кто в итоге оказался в дураках, а старик?»

И снова тиканье разнеслось в тишине, опустившейся на комнату, спиралью ввинчиваясь в голову, будя едва утихшую мигрень. Холодные тонкие пальцы коснулись виска, легко массируя его, и хорошенькое лицо едва не скривилось в гримасе.

Тик-так.

Тик-тик-так.

- Кати, - обеспокоенно окликнул женщину Джозеф, - ты плохо себя чувствуешь? Какая-то ты бледная сегодня.

- Просто головная боль, - благодарно улыбнулась женщина, - Просто эти часы, - бросила она взгляд в сторону массивного темного силуэта у стены, - После того, как он… умер, не могу слушать их тиканье. Просто выбивает из себя.  Я вчера уже мучилась от боли и вроде остановила их, чтобы не шумели, а теперь вон опять идут.

Мужчина сначала бросил немного недоуменный взгляд на нее, но оглянувшись на виновников происходящего, лицо его разгладилось в понимании.

- Да, - тихо кивнул он, - я представляю. Уилфорт обожал их. Невозможно просто так смотреть на них, понимая, что его больше нет.

«Обожал не то слово. Старик чуть ли не облизывал их каждый вечер, протирая специальной мягкой тряпочкой и опуская тяжелые резные гири, заводя их. Невозможно было смотреть на его одухотворенное лицо рядом с этой старой развалюхой. Он говорил, что они хранят его сердце. Глупый старик. Еще три дня и хранить сердце они будут в дорогом антикварном магазине, вместе с прошлой рухлядью, от которой уже давно мечтала избавиться».

Катарина часы ненавидела прежде всего по двум причинам. Прежде всего, потому что они были напоминанием о той самой «первой любви», произошедшей больше полувека назад, но чьи отголоски чуть не лишили ее самого дорогого. Та женщина подарила их старику незадолго до расставания.  А ее молодая копия, благодаря этим мерзким часам, чуть не получила все, чего так долго добивалась Кат. 

Вторая причина была менее прозаичной. Часы были, странными и пугали ее. А странность заключалась в том, что тиканье их было неравномерным, но почему-то никто, кроме Кат этого не замечал. Они не отставали, не спешили, всегда показывали точное до секунды время, учитывая, как вокруг них отплясывал старик, это было не удивительно.  Но вот звук, который они издавали, был не так точен.  Так, следующий по идее сразу за тиком, казалось, иногда на мгновенье задерживался, чтобы возникнуть вдруг, когда ты уже ждешь, что они совсем встали. Или наоборот, звучал слишком рано, а иногда и вовсе терялся между двумя тиками.  Казалось бы, ерунда, возможно даже просто личное восприятие, а точнее невосприятие звука именно этих часов, но эта не гармоничность до невозможности раздражала ее.  Разрозненные звуки впивались в сознание, не давая сосредоточится на какой-либо мыслии заставляя лишь напряженно отслеживать их последовательность.