Человек с таким лицом....

Человек с таким лицом....

Люда проснулась среди ночи. Встала и зашла во вторую комнату: младший из братьев-близнецов, Андрей, тихонько плакал. Люда привычно и быстро ласковыми словами успокоила малыша. Потом потрогала губами лоб у Серёжки и поправила одеяло у дочери. Собачка-старушка, сеттер Дуся, которая спала в ногах у Даши, приподняла сонную голову, хрипло вздохнула и вернулась к своим снам.
Муж Володя спал за кухонным столом, опустив голову на руки. Люду раньше раздражали его ночные бдения, но со временем привыкла. То он приносил работу, то читал. Почти целый год угробил на японский язык, в результате лишился и того немногого, что знал в английском. А тут новое: рассказы начал писать.
Она хотела сразу его разбудить, но передумала и взяла один из листков. Чуть ли не каждое второе слово на нём было зачёркнуто и над собой имело другое, написанное ручкой, многие из этих слов тоже были заменены. Немало фраз было написано вдоль листа и между строчек. Попадались и целиком зачёркнутые предложения. Люда вспомнила, как муж писал письма - то на неделю застревал уже на второй фразе, то вдруг рвал почти дописанное письмо….
Она нашла страничку с замалёванным названием «Человек с таким лицом» и начала читать.
«У нас в отделе стали происходить непонятные вещи. Танечка перестала вести с бесчисленными подругами получасовые разговоры по телефону и говорить гадости об отсутствующих сотрудниках. Как всегда опоздавший на работу Левченко, к удивлению всех начал оправдываться, ссылаясь на транспорт, потом сказал, что врёт, сам не зная зачем. Буркнул себе под нос: ”Отработаю”, и, просидев за компьютером до половины девятого, сделал столько, сколько обычно делал за неделю.
Через некоторое время на стол начальника отдела легло заявление по собственному желанию от Неволина, который так объяснил причину своего безоговорочного ухода: ” Не могу видеть эту рожу! Курить в два раза реже стал, пашу, как вол, а всё равно как будто виноват. А всё он! Понабирали тут всяких!» Под «этой рожей» подразумевался новый сотрудник Горюев, маленький, застенчивый и безобидный на вид человек, который только и делал, что молча работал от звонка до звонка. Правда, взгляд у него был какой-то необычный, знаете, как у собак-бассетов. С мягким, я бы даже сказал, нежным укором. Вам будто говорилось: «Вы ведь не такой, вы добрый, очень порядочный человек. Зачем же вы так?».
Только совершенно непонятно, какое отношение взгляд Горюева имеет к тому, что наш директор вычеркнул из списков на повышение родного сына и племянника жены, и к тем разговорам, которые можно было услышать повсюду в городе:
- Взяли мы, как обычно в пятницу, ноль семь для начала, разложились на лавочке в скверике, только разлили, тут Серёга полный стакан об дерево как трахнет: «Не могу, - говорит, - я ведь жене обещал, жалко мне её», - сказал и ушёл.
- Как будто всем не жалко.
- Ну, мы с Колькой бутылку эту, конечно,"добрали", но больше брать не стали, а разошлись по домам.
- Денег, что ли, не было?
- Да, были, зарплата же. Так как-то, и не объяснишь. Моя даже подумала, что дни перепутала, привыкла уже, если пятница и зарплата - я “на бровях”. Зато довольная была, всё улыбалась. Ты знаешь, я, наверное, в первый раз подумал.…Нет, Клавочка, мне не ”как всегда”, мне пивка бутылочку.

- Ты чего вскочил?
- Да неудобно как-то: женщина пожилая...с сумками...наверно, тяжёлые.
- А, ну да. Я тогда тоже...дед, иди садись.

А ещё в городе часто говорили о какой-то женщине, после встречи с которой у некоторых граждан случались всякие неприятности: у одних вдруг начинали болеть зубы, причём без видимой на то причины, на других нападало расстройство желудка, да ещё в самые неподходящие моменты, ну а третьим приходилось обращаться к сексопатологу.

Заместитель нашего директора - человек, мягко говоря, нехороший, бесследно пропал. Поговаривали о небывало большом таракане, забитом шваброй в его кабинете уборщицей. Причём она утверждала, что таракан не только яростно сопротивлялся, а и безобразно ругался, совсем как исчезнувший. Правда, вскоре забыли и таракана, и замдиректора.

Очень симпатичный прохвост Неведомский, круто поднимавшийся по служебной лестнице с помощью локтей и всегда готового лизнуть языка, был неожиданно, но совершенно заслуженно переведен в техники.
Да, наш Горюев ни при чём.

Мне понадобилось поговорить с директором школы по поводу одной из учительниц: у дочки из-за неё был нервный срыв. Выстояв приличную очередь, состоящую из учителей и родителей, я, наконец, попал к нему в кабинет. Он, улыбающийся и нарядный по случаю дня рождения, поздоровался со мной, как с близким приятелем. Правда, когда понял, что я - не поздравлять, поскучнел и спросил, по какому я вопросу. И тут в кабинет вошла та самая учительница. Увидев меня, она без слов подала мне заявление об уходе, которое держала в руках. Короткое и правильное: «Прошу уволить меня по собственному желанию, потому что я не умею работать с детьми». Меня это вполне устроило, оставалось только убедиться, что его подпишет директор. Он прочитал, сказал: «Да, вы правы: пора. Я ждал этого дня». Подписал её заявление и попросил меня послушать своё, которое достал из чёрной папки.
В этом творении он сначала сообщил том, что не знает математики, которую преподаёт, и совсем не любит детей. Перейдя к своей деятельности в качестве директора, подробно описал, какое количество банок краски, веников и стёкол перевёз к себе на дачу. Сколько клал в собственный карман за аренду столовой, спортзала и подвала.
Потом он заплакал и ушёл в РОНО, попросив секретаря все конфеты, бутылки, содержимое конвертов и цветы раздать учителям.
На улице я нос к носу столкнулся с майором, с которым прослужил лейтенантом два года после окончания института. Я предложил ему отпраздновать встречу.
- Извини, не пью, - смущённо сказал он.
- Что? – выдохнул я, зная его безграничную страсть к выпивке. Я был удивлён не меньше, чем в школе.
Он начал оправдываться, ссылаясь на жену и трудности на работе. Я всё же уговорил его зайти в кафе. Он остался непоколебим, правда, каждый мой глоток сопровождал своим холостым, а ещё тяжким вздохом и таким взглядом, что я чувствовал себя садистом. Я рассказал ему о происшедшем в школе, но он почему-то не удивился. И поведал мне, что из армии по разным причинам уволилось очень большое количество генералов и прапорщиков. Но как работник Минобороны успокоил, что, несмотря на ощутимое уменьшение живого веса, боеспособность армии не пострадала, а вот питание рядового состава значительно улучшилось.
Позже я узнал от дочки, что директор вернулся в школу в качестве рабочего: до пединститута он работал монтёром и, видно, любил это дело, я у него на полке разглядел книжечку «Справочник сельского электрика».
Так что наш Горюев точно ни при чём. Ну, не смотрел он ни разу на меня, а я всё же вдруг взял да и рассказал жене о своём бестолковом прошлогоднем романе. Зачем, спрашивается. Ну, это ладно, это личное, со мной бывает. А вот такого, что произошло во время телетрансляции сессии горсовета, уж точно никогда не было.
Депутат, говоря о взятках, перешёл к примерам и, спокойно так, стал говорить о том, сколько, когда и за что брал сам. Потом сказал, что два особняка за городом, которые числятся на его дальних родственниках, он передаёт детским домам, и начал рассказывать, какие там у него компьютеры, домашние кинотеатры и сауны. Про тамошнюю замечательную природу, лодки и рыбалку. В общем, о том, как там детям будет хорошо. Тут его перебил другой депутат, сказав, что тот болен и явно бредит, к тому же всегда был честнейшим человеком. И потому обращать внимание на его слова нельзя, и давайте перейдём к делу.
- А дело в том, - продолжил он, - что на моих счетах четыре миллиона долларов, но откуда они, я не скажу, иначе вы подумаете, что я тоже болен. А я здоров, вот справка, я её сегодня уже показывал, когда переводил деньги в дом престарелых.
- А у меня, - выкрикнул с места следующий депутат, - но тут передачу прервали.
И начался концерт известного своей приторностью и хамством певца. Он вышел и стал, вместо того чтобы петь, извиняться перед зрителями за свои песни и за то, что всегда пел под фонограмму. А потом пригласил всех в буфет, сказав, что там всё накрыто и многое приготовлено по его рецептам. Судя по выражениям лиц и по возникшей толкотне, присутствующие в зале не были огорчены. Разочаровались ли они в кулинарных способностях певца, узнать не удалось: эту передачу тоже прервали. И показали продолжение передачи про фирмы, которые занимались переработкой просроченных лекарств и пищевыми добавками. На одном из складов сгорело всё, причём сгорело так, что даже бочки не пострадали, не говоря о зданиях, и никто этих пожаров снаружи не видел. А на другом складе журналист застал очень любопытную троицу: хозяйка фирмы в вечернем платье и бриллиантовом колье, седеющий господин в смокинге и почему-то в трусах, и охранник. Первые были заняты тем, что ели из бочки какую-то смесь, причём очень торопливо, а охранник невозмутимо стоял над ними. Журналист, видно, не решившись отвлекать обедавшую пару, спросил у охранника, что он тут делает. Тот вежливо ответил, что она разрешила ему не есть, а велела только проследить и доложить, когда всё будет съедено. Кто такая «она», он не объяснил, но сказал, что этим ещё повезло: в соседнем складе мужики палёную водку третий день пьют, вот это ужас.
Опять хотел сказать, что наш Горюев тут ни при чём, и сказал бы, если бы не встретил его однажды на улице с необыкновенной женщиной. Видимо, это и была упомянутая «она». Увидев её, я открыл рот и застыл на месте. Про себя я назвал её Надеждой. Они остановились: я стоял у них на дороге.
- Это кто ещё? - спросила она у Горюева.
Он ответил, что работает со мной.
- Закройте рот, - сказала она мне, - ворона влетит.
- Извините, - пролепетал я, не двигаясь с места, - вы кто?
- Сказать ему? - Надежда лукаво взглянула на Горюева.
Ей он не ответил, а мне сказал, что они спешат.
«До свидания», - сказала она, и они прошли мимо меня. А я почему-то заулыбался, и, обернувшись, остался стоять истуканом и смотрел им вслед. Они вошли в дорогой ресторан, пользующийся популярностью у серьезных «братков», и швейцар, больше похожий на генерала, отдал им честь.
Поздно вечером моя Дуся потребовала прогулку. А выйдя из дома, сразу рванула в сторону улицы. Она так тянула поводок, что я еле поспевал за ней. И мы подошли как раз в тот момент, когда Горюев и Надежда выходили из ресторана. Он сказал ей:
- Ну что, довольна? Ведь перебьют друг друга!
- И пусть, - ответила она.
- Добрый вечер,- пролепетал я.
- Опять он! - обернулась Надежда и, увидев Дусю, наклонилась к ней.
- Здравствуй, девочка! - ласково заговорила она, - лапочка моя, красавица.
Моя не в меру сдержанная Дуся, обычно не терпящая чужих женщин, завиляла не только хвостом, но и всей своей задней частью и стала лизать незнакомку в лицо. Я ничего не понимал, да и не пытался.
Надежда вопросительно посмотрела на Горюева, он кивнул. Она перевела взгляд на меня. Мне стало не по себе, показалось, что она читает мои убогие мыслишки: там было чего стыдиться. И вдруг она улыбнулась, так радостно, совсем по-детски, как Дашенька моя, мне даже показалось, что вокруг стало светлее. И сказала, что дочка моя скоро выздоровеет, а Дуся будет жить долго.
В этот момент из остановившегося «БМВ» выскочил серьёзный мужчина и совсем несолидно подбежал к Надежде.
- Простите, - сразу заговорил он, - помните, вы заходили к нам?
- Ну, помню, - ответила она.
- Вы требовали, чтобы я закрыл фирму и вернул людям деньги…
- А вы с охранниками попытались выкинуть меня.
Он рассыпался в извинениях и от своего имени, и от охранников: те в бинтах стояли возле машины и, прижав руки к груди, кивали, как китайские болванчики. Потом он сказал, что выполнил всё, что она велела.
- Молодец. И что?
Тот, помявшись, сказал, что с ним не всё в порядке.
- Я не врач, - ответила она.
- Ну, пожалуйста, - взмолился он, - ведь это началось со мной сразу после вашего посещения.
- Ладно, - сказала она, - но в последний раз.
Мужчина, просияв, поблагодарил. Пожал руку Горюеву и вприпрыжку побежал к своей машине.
- Нам пора, - сказал Горюев.
Надежда обняла Дусю, сказала мне: «Прощай», и они растворились в темноте. Из ресторана раздались выстрелы, и Дуся потащила меня домой.
Если вы когда-нибудь попадёте в город, который удивит Вас чистотой, доброжелательностью людей…. много чем удивит, то знайте - это наш город. И ни за что, никому не верьте, что он всегда был таким.… А наш Горюев…он уволился и переехал».
Дочитав до замдиректора и Неведомского, Люда поморщилась. Как раз в эти дни замдиректора их института тщательно и умело выживал с работы её лучшую подругу за то, что она посмела не откликнуться на его ухаживания. А такого, как Неведомский, именно сегодня назначили у них начальником отдела. Целый день все только и говорили, что он такой, сякой, и работы не знает, и с подчинёнными груб, что он и начальник сектора никакой. Что пойдём к директору, не допустим. И…. никто никуда не пошёл. И его уже не достать. А в рассказике всё так хорошо: одного в таракана превратили, другого в техники перевели.
Володя проснулся почти сразу и смотрел, как Люда читает. Прочитав странички три, она сказала: «Детский сад» и ушла в комнату. Он закурил и вышел на балкон. В доме напротив светились несколько окон. За одним из них мужчина ел прямо из кастрюли. А выше и правее пили чай и разговаривали. Он не расстроился, увидев Людыну реакцию: ему и самому идея рассказа казалась надуманной. Он написал его давно, когда был молодым и восторженным. Тогда рассказ производил впечатление. Друзьям нравилось, а подруга тех лет даже боялась, как бы автора не посадили или не упекли в дурку. А один редактор поулыбался, покачал головой и сказал, что это печатать всё равно никто не будет, а значит, и писать о таком незачем. Володя после этого и перестал писать. Иногда тянуло, но он не поддавался. Да и некогда было: работа, семья, Дашенька, которой он отдавал всё свободное время. Потом появились Сергей с Андреем, и тянуть перестало. А тут наткнулся на свои старые рассказы, перечитал, и нашло: захотелось с учётом прожитого переделать их под сегодняшний день.
Дуся подала голос из ванной, просила воды - не любила пить из миски. Он открыл кран, она попила, внимательно и с укоризной посмотрела на него. Володя сказал ей, что всё хорошо, и погладил. Она лизнула его в лицо и пошла досыпать. Он услышал, что Люда позвала его, и вошёл в комнату.
- Ложись, полуночник, - сказала она.
Они поговорили о малых и о Даше.
- А о каком это ты своём бестолковом романе мне рассказывал, и когда? - вдруг спросила Люда.
- Не я рассказывал, а ты - в прошлом году, после отпуска.
- Да не было у меня там ничего! – сказала Люда и тут же. - Слушай, а точно, эта зараза, ну, Дашина учительница, уволилась?
- Точно. Дашины подружки сказали.