Черная акварель

I часть

Пролог

       Есть ли на Земле хоть один человек, который не задавал бы себе вопроса «Кто я?». И каждый, думаю, когда-нибудь да приходит к внятному ответу на него. К концу ли жизни, после какого-то ее события, благодаря знакомству с каким-то человеком. В любом случае - каждый стремится к этому ответу, чтобы разгадать некую предназначенную только ему тайну, понять цель своей жизни. Все.

      Только не я. Мне кажется, что я никогда не захочу принять ответ на вопрос «Кто я?». Не важно, родится ли он в моем сознании или мне кто-то прошепчет. Я не могу думать об этом, и поэтому все дальше и дальше отставляю эту перспективу. Вероятно, я буду отставлять ее от себя до тех пор, пока не придется уже столкнуться с ней лицом к лицу. Пусть это произойдет когда-то, но не сейчас. Потому как мой путь несколько отличается ото всех пройденных любым из людей. Я даже до сих пор доподлинно не знаю, было ли так еще хоть у кого-нибудь.

       Всегда боялась одиночества. Думала, что это неимоверно страшно. Просто так вели себя окружающие люди по отношению к нему – ужасались, паниковали. Но, только оставшись по-настоящему одна, я поняла – это единственно возможное для меня состояние тела и души. Другого не может быть. И не потому, что я не заслужила, или опасна для окружающих, хотя и не без этого, а просто потому, что в одиночестве моя сила, моя жизненная гармония. Я одна, а потому свободна. Я ни от кого не завишу и мне нечего терять. А саму себя я потерять не могу, и хотелось бы, но нет. Ни потерять, ни убежать и не скрыться.

       Возможно, мое повествование следовало бы начать по-другому. В лоб и сразу – как я и люблю.

       Ну, и пусть.

       Запросто.

       Так вот: «Здравствуйте! Меня зовут Клэр, и я вампир».

1

      Да, самый настоящий. Кажется…
      Я некрещенная. Мои родители, будучи атеистами, забыли это сделать или не захотели. До сих пор помню, как представляла их лица в тот момент, когда любимое дитя начинает обжигаться святой водой, словно кислотой. Конечно же, они не могли знать. Кроме того, моя мама не смогла родить меня «обычным» образом, поэтому врачи сделали кесарево сечение.
     То есть, меня изначально как бы нет на земле: я не с Богом, и я не пришла в этот мир, как большинство. Такие дети, как я где-то читала, полностью открыты дьяволу. И вот он со мной…

     Все же я росла обычным ребенком, и осознание того, что я не такая, пришло не сразу.
     Моя мама рассказывала мне, какой я в младенчестве была прожорливой малюткой, как часто прокусывала до крови сосок во время кормления. А зубы у меня появились рано и быстро; все родственники так удивлялись.
     Когда я росла, я вовсе не была жестокой или агрессивной: я, как и все, любила смеяться и играть, меня привлекали животные, и мылась я с превеликим удовольствием. Первый раз сырое мясо я попробовала в два года, случайно стащив из миски Рэма, нашего пса. Странным могло показаться то, что Рэм безропотно позволил мне его взять. Он очень боялся меня, так говорила мама. Мясо же мне очень понравилось! И вообще, я кушала хорошо и быстро росла.

       В детском саду я дружила с мальчишками, так как с ними было намного интереснее, чем с девчонками. Они, как первобытные мужчины, делали оружие из веток и камней, сражались, словно средневековые рыцари, и разрабатывали планы, воображая себя великими стратегами утопических революций, искали древние клады, вели войны и раскрывали заговоры. Конечно, мама ругала меня. Но как ей было объяснить, что бумажные куклы, Барби, платьица и блестящие штучки не смогут повлиять на ход истории?!

     Через четыре года после моего рождения у меня появился брат Даниэль, и сначала мне с ним совсем не давали видеться. Я плакала, устраивала истерики, но все было тщетно. Не было ревности к родителям, не было никакого желания сделать ему плохо, обидеть. Я просто знала, что люблю его и хочу быть поблизости. Когда он подрос, мне разрешили вместе с ним есть, но играла я по-прежнему одна.

     В школу меня отправили рано. Кто-то одарил меня прекрасным голосочком, и моя персона сразу стала центром класса. Но этот же кто-то вместе с тем наделил мой разум упрямством, а душу - несносным характером, что создавало впечатление обо мне как о высокомерной и недоступной особе. Я дралась при каждом удобном случае и отлично училась. Друзей я себе так и не завела.
       Мне очень нравилось, когда меня кусали. Бывало, теплыми вечерами я выходила в наш сад у дома и садилась на скамейку, в трусиках и маечке, а толпы комаров летали надо мной. Я закрывала глаза, разводила руки в стороны и ждала… Когда один из них только пронзал мою кожу, я сразу прихлопывала его. Оставалось только маленькое пятнышко крови.

         В одно лето меня в предплечье укусил здоровенный пес. Клык вошел так глубоко, что кровь лилась по всей руке, и я не успевала ее слизывать. А после, одурев от запаха и боли, я присосалась к ране. Мои стоны услышали и перевязали укус. «Бедная моя!», - причитала мама. Я еще тогда не понимала, почему она меня жалела, ведь стонала я от удовольствия.

     Наступило время, когда Даниэль должен был пойти в школу, и я надеялась, что тогда родители посчитают его достаточно большим, чтобы разрешать нам с ним чаще видеться. До этого общались мы урывками, бывало, лишь вместе смотрели телевизор и играли в «найди меня» вечерами по дому, но все это под присмотром одного из родителей. В его комнату мне даже заглядывать запрещалось. Я жутко скучала по брату.  И вот когда школа Даниэля была уже не за горами, родители приняли решение отправить его к бабушке, в ее город. Моему ужасу не было предела.