Дверь с шумом распахнулась, впуская в квартиру промозглый осенний воздух. Я с грохотом захлопнула ее, совсем не заботясь о душевном равновесии соседей, и метким, отточенным движением стряхнула правую ногу. Голубой кроссовок не первой свежести отправился в эпический полет. За ним последовал и левый, также послушно приземлившись где-то в районе полки для обуви. А, плевать...
Лишь хмыкнув потрепанному и поверженному виду явно отслужившей свое спортивной обуви, я сбросила ставшие грязно-серыми носки и босиком метнулась в кухню, оставляя за собой мокрые следы.
— Где же ты, моя прелесть? Где? Иди к мамочке, мамочка соскучилась!
Возмущенно скрипнула дверь старенького холодильника, но я уже уверенно тянулась внутрь, даже не удосужившись пробежаться взглядом по полкам. Вот и ты, красавица!
Прохладненькая бутылочка с остатками дорогого французского, так нежно хранимого бывшим.
Громко хрюкнув, я выхватила ее из ненадежного убежища. Так и не раздевшись, даже не сбросив курточку, откупорила бутылку и, опершись на край стола, жадно присосалась к горлышку.
Хорошо! Сладкая жидкость полилась по пищеводу, даря тепло уже одним своим фактом пребывания в моем организме.
Мелькнула мысль, что муж хватил бы удар от того, как я безбожно и беспардонно растрачиваю последние капли французского, подаренного его двоюродным братом и бережно хранимого до особого повода.
Да что там французское! Он бы меня убил только за одно появление в доме в таком грязном и потасканном виде. Не говоря уже о детских выкрутасах с обувью и абсолютном попрании порядка и гигиены в бережно хранимом семейном гнезде. Чистоплюй проклятый!
Хотя знаете что? Мне насрать! Правда! Переболело!
Лёша уже полтора года здесь не живет, и есть своя особая прелесть в том, чтобы быть свободной женщиной, не связанной никакими обязательствами.
Во рту противно загорчило, как всегда бывало, когда в памяти всплывал бывший, и я отбросила на стол пустую бутылку с кокетливой желтой этикеткой, будто бы эта стекляшка была всему виной.
Ладно, Вика, хватит! Сегодня пятница, впереди два прекрасных выходных, и, несмотря на то что за окном слякоть и холод, ты проведешь их прекрасно! И даже мысли не допустишь о том придурке... Поняла?
Кивнув собственным мыслям, звучавшим в голове голосом нашей бухгалтерши Лены Алексеевны (а голос у нее был ого-го — все мужики на складе в струнку равнялись, и даже у директора рефлекторно сжимались ягодицы, когда бухгалтерша начинала раздавать команды), я стянула влажную курточку и побрела из кухни.
Желудок затянул унылую песню, как монах на кладбище, о том, что неплохо было бы подкинуть что-то еще, кроме алкоголя, но я нагло проигнорировала его завывания, ощущая, как по телу уже ползет болезненное тепло.
Еще успею поесть! А сейчас мне нужно спешить к любимому!
Бросив курточку на пол где-то в районе входной двери, рядом с поверженными кроссовками, я быстро прошла микроскопическую прихожую и оказалась в святая святых своего дома.
В небольшой комнатке со столом и совсем старым советским диваном, что гордо именовалась гостиной. Был там еще сервант, доставшийся мне от бабушки, но половина хрусталя из него уже была успешно перебита, а вторая смиренно ждала своей участи, понимая, что с такой хозяйкой надежды выжить нет.
Чего, собственно говоря, я и не отрицаю. В отличие от бабули, женщины, родившейся на изломе веков и видевшей не одну войну, я была отвратительной хозяйкой и той еще неряхой.
Бабушка очень берегла все вещи в доме и следила за чистотой с маниакальной внимательностью. Постоянно пыталась наставить на путь истинный меня, балбеску, но рожденный ползать...
Короче, после ее смерти квартира постепенно погружалась в хаос, и если бы не Лешка...
Так, все, Вика!!! О предателях мы не вспоминаем!
Проживешь как-нибудь без его нравоучений, вечно недовольной рожи и постоянного придирания к любому, маломальскому пятну.
Все-таки не в "Доместосе" счастье. И даже не в его количестве.
Встрепенувшись, я поняла, что застыла прямо в дверях, и, отбросив грустные воспоминания, уверенно шагнула в комнату. Мои грязные и красные от холода босые ноги с радостью утонули в ковре с пестрым персидским узором, которому бабушка определила почетное место на стене.
Бывший же не стал терпеть этот пережиток прошлой роскоши, спустив ковер с пьедестала и обозначив его место на полу.
Под нож должна была пойти и бабкина белая тюль, стыдливо прикрытая занавесками непонятного болотного цвета, но не успел, зараза.
Поэтому и ковер, и тюль все еще оставались на своих, не совсем заслуженных, местах, и вряд ли я их выкину в ближайшее время. Назло неким скотинам...
Ладно, это все не важно! Важно то, что меня дожидается мое золотко!
Самое главное, самое драгоценное и вожделенное стояло ближе к окну, не вписываясь в картину этого позднего советского шика. Новенький офисный стол, на котором вальяжно располагался мощный игровой комп. Заманчивый и обольстительный, как опытная куртизанка, компьютер манил к себе, игриво подмигивая кнопкой пуска.
Вот он, мой "зверь", тихо гудит, поигрывая лампочками на блоке. Всегда на месте и всегда рад своей "мамочке".
— Здравствуй, мой сладкий!
Просюсюкала я, удобно усаживаясь в кресло и нажимая ту самую кнопочку, что делала из моего "любимого" не тихо мурчащего котенка, а рычащего льва.
Комп взревел, а я откинулась на спинку, расслабленно выдохнув и наблюдая, как загружаются находящиеся до этого в спящем режиме программы.
Как же долго я этого ждала! Весь день, пробивая товары на кассе и предлагая злополучные пакеты, только об этом и думала. Как пальцы обхватят привычным жестом упитанные бока компьютерной мыши и быстро защелкают, погружая меня в игровой мир.
Угрюмый, жестокий, кровавый, но такой предельно понятный и даже уютный. Мир, где правит красная луна, живут страшные монстры и происходят чудовищные по своим масштабам битвы.
Вселенная RPG, что утащила меня в свои мрачные объятия, укрыв от еще более жестокой реальности.