Черные птицы

Часть первая

Черные птицы из детских глаз

Выклюют черным клювом алмаз.

Алмаз унесут в черных когтях,

Оставив в глазах черный угольный страх.

Наутилус Помпилиус, «Черные птицы»

Татка родилась седьмого ноября, хоть великий и могучий Советский Союз на ту пору, как говорится, дышал на ладан – праздник отмечали все, поэтому персонал роддома, в который привезли Танину маму, был порядком подвыпивший. Девочка так торопилась, что не доставила маме особых мучений и появилась на свет без труда.

– Наташенька, доченька, – прошептала Людмила Владимировна, прижимая к себе малышку.

Ее решили назвать в честь прабабки, какой-то местной поэтессы, та стряпала незамысловатые стишки в районную газету о революции, Ленине и КПСС. Отец Татки человек простой, любивший принять на грудь, подумал, что как корабль назовешь, так он и поплывет. Кроме этой прабабки в роду Линько особо гордиться было не кем, поэтому муж сразу поставил жене ультиматум: либо девчонку назовем Наталья, либо расти детей одна. В маленьком городишке, где все друг друга знали еще и в не самые хорошие времена о том, чтобы поднять двоих детей простой уборщице и речи быть не могло. Пришлось согласиться.

Когда подруга появилась на свет, ее брату исполнилось пять лет. Сережка не хотел никакую сестру, он мечтал о машине на радиоуправлении и был разочарован, когда увидел кричащий сверток.

– Мам, у нее даже зубов нет, как она кашу есть будет?

– У нее вырастут, сынок, не волнуйся.

В загсе что-то напутали в свидетельстве о рождении, когда пьяный в стельку счастливый родитель явился регистрировать ребенка. Вернее, не напутали, а отец сам забыл имя, которым собирался окрестить дочь.

– Вот вас как зовут? – заплетающимся языком спросил Павел Сергеевич у регистраторши.

– Таня. – Имя было простым и знакомым.

– Так значит пиши – Таня.

Вот так появилась на свет и стала гражданкой Линько Татьяна Павловна.

Детство было невеселым. Родители едва сводили концы с концами, да и отец умудрялся делать брешь в семейном бюджете своими частыми попойками. Мать долго кричала, надрывала горло, пока однажды не выставила вещи за порог, и глава семейства не исчез в неизвестном направлении. Хотя потом уже Людмила Владимировна рассказывала, что как раз направление было ей известно, вот только из тех мест мало, кто возвращался, по крайней мере, нормальным человеком. Так они остались втроем: мать, Таня и старший брат Сережа.

Тата маму почти не видела. Та всегда была на работе. Драила подъезды, убирала в квартирах, выгуливала собак – в общем, хваталась за любую возможность заработать. Сережа учился неважно, хулиганил. Поэтому большую часть обязанностей по дому выполняла Татка.

С Сережей отношения были прохладными. Особой братской любви он по отношению к сестре не проявлял, иногда просто игнорировал. Может, в силу возраста, а может, это была банальная ревность, которая возникает между детьми в семье.

Впервые случилось несчастье, когда Татке исполнилось четырнадцать. Мама убежала на работу и они с братом остались одни. Таня испекла торт и разливала чай в чашки из праздничного сервиза.

– Ну что ж, сестренка, я хочу тебя поздравить и пожелать ОГРОМНОЙ любви. Да не красней, я знаю, все девчонки о ней мечтают. А ты вон какая уже красивая стала!

Таня смущенно поблагодарила брата, и они сели за стол.

– У меня же для тебя подарок есть! Пойдем, покажу, – он потянул ее за руку в свою комнату.

То, что случилось дальше – описывать я не берусь. Татка мне доверила это только сейчас – и я была в шоке. В такой ситуации не знаешь кого винить, отчасти все виноваты, а с другой стороны – никто не мог такого предугадать.

Брат любил свою сестру, как бы это помягче выразиться, не совсем по-родственному. В комнате он попытался ее изнасиловать, но – слава богу! – ему это не удалось. Когда девочка не ждала спасения, в дверь позвонили.

С тех пор Таня боялась брата, старалась его избегать, а он частенько напивался и лупил ее. Маме совершенно не было времени разбираться с детьми, поэтому девочка не хотела ее лишний раз беспокоить. Родительница уходила раньше всех, а домой возвращалась поздно вечером.

Даже в своей комнате Таня не чувствовала себя защищенно. В любой момент мог ворваться брат и разрушить всю идиллию. Девочка любила сидеть на подоконнике и смотреть в окно, так как жила семья на пятом этаже. Окна тщательно заклеивались на зиму, однако из них по-прежнему дуло.

Вот и сегодня Таня сидела на подоконнике и смотрела на небо, оно казалось ненастоящим и неглубоким, таким, как потолок в их квартире, только если бы его разрисовать. Кстати, художник, рисующий небо, тоже не был особо искусен. В его картине преобладали серые оттенки, кое-где виднелись проблески белых, как вата, облаков.

Ты говоришь, что небо – это стена

Я говорю, что небо – это окно.

Ты говоришь, что небо – это вода.