Чёрный журавль

ЧАСТЬ 1. Мелисса. Пролог

Мне было 15 лет, когда я узнала, что у меня лейкемия. Это был теплый апрельский  день. Ярко светило солнце, дул приятный прохладный ветерок. Было около 11 часов утра, когда я и пару моих одноклассниц играли в волейбол. Мальчишки метали гранаты, а наша учительница, миссис Дин, разговаривала с одной из старшеклассниц. Я помню те привычные, уличные звуки: негромкое щебетание птиц, шелест листвы, радостные крики детей. Потом все вдруг поплыло. У меня закружилась голова, ноги стали тяжелыми и ватными. Последнее, что я помню это испуганный крик моей подруги, Элизы:

 - Мелисса!

Очнулась я, как я уже позже поняла, в больнице. Электрокардиограф издавал слабые ритмичные звуки. Я попыталась открыть глаза, но яркий свет ослепил меня. Не знаю, сколько я так пролежала, не двигаясь, слегка зажмурившись, пару минут, а может пару часов... Наконец, мои глаза немного привыкли, и я решила шевельнуться, попыталась сесть. Но тело меня не слушалось, и все что я смогла — это слегка двинуть рукой. Я почувствовала легкое, нежное прикосновение руки моей матери. Затем, я услышала ее мягкий, слегка встревоженный голос:

- Солнышко, ты проснулась? Как ты?

- Нормально, - ответила я хриплым, тихим голосом. Мне почему-то было сложно произносить слова, и я сжала ее руку.

- Все хорошо, милая, не бойся, ты в больнице. Ты упала в обморок на уроке физкультуры. Миссис Дин сильно испугалась и приехала сюда вместе с тобой. Она ушла пару часов назад. Разве ты не помнишь?

Я смотрела в ее грустные голубые глаза, и мне стало ее так жалко. В то время мы часто ссорились: постоянные крики, упреки, она не понимала меня, а я даже не пыталась понять ее.  Но тогда она была такой ранимой и хрупкой, и ее голос, такой спокойный и родной, постепенно привел меня в чувство.

- Не очень, а где папа?

- Папа сейчас придет, он вышел за...

Тут дверь открылась, и в палату вошел низкорослый мужчина лет 50-ти в белом халате. У него были каштановые с заметной сединой кучерявые волосы, большой нос и слегка нахмуренный лоб. В тот день, я запомнила, он был в ярко-зеленых неоновых кроссовках и вид у него был очень серьёзный. Это был мой врач. Вслед за ним в комнату вошел мой отец. В тот момент он выглядел подавленным, что даже показался мне ниже своего роста, но увидев меня, он улыбнулся.

- Здравствуйте, я доктор Генри Джонсон, я заведующий отделения онкологии...

Так, стоп. Онкология? Рак? Но причем тут рак?

... - Мелисса, скажите, как вы себя чувствуете? Была ли у вас боль в суставах, слабость, потеря аппетита или может одышка за последние несколько месяцев?

- Ну да... у меня часто болит голова, иногда болят ноги, и, если я долго хожу, мне тяжело дышать. Поэтому я еще на физкультуре не бегаю.  Но, разве это что-то значит? Что-то серьёзное? Я думала это нормально...

- Да, такое же часто бывает у подростков, разве не так, доктор? - голос мамы был взволнованным и испуганным.

- Такое бывает, но у вашей дочери при всем, при этом сильно увеличена селезенка, и анализы показали высокое содержание миелобластов и миелоцитов в крови. Мы не можем утверждать точно, надо сделать биопсию костного мозга и еще несколько тестов, однако преждевременный диагноз вашей дочери - хронический миелобластный лейкоз или, проще говоря, лейкемия.

Лейкемия... Но как такое возможно? Это не может быть. Это не может быть лейкемия. Плач матери вывел меня из потока моих мыслей.

- А когда будет известно точно, доктор Джонсон? И какое вы предлагаете лечение? - голос отца чуть ли не срывался, говорил он так, как будто еле себя сдерживал. При этом он старался успокоить маму, но у него не очень получалось.

- Точно мы будем знать, как только сделаем биопсию, и, если наши опасения подтвердятся, лечение начнется незамедлительно соответственно с фазой лейкемии. Сейчас мне надо идти, мне жаль, что я не сообщил вам приятных вестей, я зайду позже - сказал доктор и вышел из палаты.

Папа обнимал маму, пытаясь её успокоить, а она все повторяла, что это она виновата, что не заметила этих признаков и все плакала и плакала... А я молча лежала и думала: Как такое возможно? Как у меня может быть лейкемия, я просто не могла в это поверить. Рак? Просто немыслимо. 

В тот день мне сделали биопсию, и она показала, что у меня хроническая фаза миелолейкоза. Почти год я провела в больнице, прошла несколько курсов химиотерапии, принимала препараты, блокирующие тирозинкиназную активность белка Bcr-Abl, это помогло на некоторое время. Я даже смогла вернуться домой. Но в то время у меня часто случались обмороки и кровотечения, родители собирались уйти с работы, чтобы заботиться обо мне. Однако я не хотела стать для них обузой, поэтому мы решили, что лучше мне оставаться в стационаре, где я буду под присмотром 24 часа в сутки. Сейчас мне 17 лет, лекарства поддерживают моё состояние, но не могут полностью излечить меня от лейкоза. Пару месяцев назад я закончила последний на данный момент курс химиотерапии. Теперь я нахожусь в стадии слабой ремиссии, но для полного выздоровления мне нужна аллогенная трансплантация стволовых клеток. К сожалению, мои родители не подходят в качестве доноров, а других нам пока не удалось найти.

Я всегда не любила больницы: этот запах формалина, беспокойные люди в белых халатах, уколы, шприцы, капельницы, эти стены, пропитанные страхом и ужасом. Очень редко встретишь в больницах счастливых людей, может лишь тех, кто излечился или узнал хорошие новости. Такое случалось редко, но всё же случалось. За всё то время, что я провела в больницах, я всё никак не могла к ним привыкнуть. В этих серых стенах меня никогда не покидало чувство одиночества и тоски. Исключением стал стационар, в котором я сейчас нахожусь; живу, можно сказать. Здесь я обрела новых друзей, повзрослела и наконец узнала, что такое настоящая жизнь.



Отредактировано: 18.09.2020