Чёртовы мартовские коты

Глава 1

Всё началось холодным мартовским утром. Только Максим не знал ещё, что «всё началось», равно как не готов был слушать высказывания о «чёртовых мартовских котах, с которыми так намучаешься». Ничем особенным тот день не выделялся. А последнюю фразу, к тому же не свою, Максим и подавно услышать бы не смог.

Он ехал по заледенелой дороге на своём черном «мерине» – гордости далёких девяностых, а сейчас – предмете добрых и не очень насмешек. Ещё совсем недавно скромное солнце распоясалось и во всю старалось ослепить.

Максим боролся с яростным желанием закрыть глаза и ехать вот так – вслепую. А что? По-геройски, молодцевато! Он и на работе настаивал, чтобы звали не Максимом Ильичом, а именно «Максимом». Для друзей это превращалось в «Макса», а в семейном кругу – вообще в «Масюлю».

Несравненная супруга Клава, точнее Клавдия Михайловна в районной администрации и только дома – просто «Клава» или «Клавочка», часто упрекала:

– Масюль, побойся Бога, а?

– Да что такое, родная? – спрашивал Максим.

– Почти полтинник, глава рекламной фирмы, пусть небольшой, но своей и давнишней, так что весь Город знает. И? – отвечала Клава.

Она театрально замолкала, ожидая, пока «Масюля» выйдет из себя и раздражённо спросит:

– Что – «и», дорогая? Что – «и»?

Клава отрывалась от ежевечернего вязания под бормочущий телевизор, строго смотрела поверх очков и назидательно высказывала:

– Какой ты «Максим»? Давно пора всем затвердить – «Максим Ильич».

Максима в очередной раз охватывало волнение. Он вскакивал с дивана, кутался в куртку спортивного костюма, которую, чего греха таить, часто носил с одними семейными трусами. Ну, нравилось! А жене отвечал:

– Чего ты опять? Почему мне надо стариться раньше времени? В двадцать с небольшим, когда начинали, я был «Максимом» и даже «Максом». В тридцать… Народ-то, команда моя – всё та же! И вот в тридцать и даже тридцать пять я в худшем случае «Максим». А теперь вдруг – «Максим Ильич»? Да меня Танька…

Тут «Клавочка» неизбежно откидывала вязание в сторону, снимала очки и бросала на журнальный столик. Руки упирались в бока и шёл привычный «навал»:

– Опять «Танька». Эта сучка! Всё никак забыть не можешь? Трясёшь перед ней…

– Да ничем я не трясу! – отвечал Максим.

Но голос нервно дрожал, с головой выдавая не остывшие за столько лет с разрыва с одногруппницей чувства и переживания. Как забыть, что тебя бросили, а потом как ни в чём не бывало знакомиться с «новым перспективным сотрудником»? И, главное, видеть холодный блеск в глазах, не суливший ничего хорошего и лишь сообщавший: «Только откажи, гадёныш! Такое устрою».

Клавдии при очередном «оре» всего этого не объяснишь. Она привычно сделает вывод: «Опять сохнет по этой стерве!» А как дать понять, что никто не сохнет, а лишь… Ну, кому совладать с железной волей, светящейся в колдовских зелёных глазах над острым прямым носом и тонкой линией сжатых губ?

Максим никогда не мог противиться Татьяне. Ни тогда, в студенческие годы. Ни сейчас, когда вроде как «начальник». Во все времена грозный для других перед «своими» Максим становился, что называется, как шёлковый. Но что-то жене следовало же сказать! И он говорил:

– Родная, Богом молю. Прекрати! Ты и Антон – вот моя семья. Ни перед кем ничем… Ну, ты понимаешь...

– Чего тогда не можешь поставить себя, как человек? – удивлялась Клава. – Всё мальчишкой на побегушках у своих же подчинённых! Давай взрослеть, Масюля. Говоришь, что не хочешь «стариться». Причём здесь старость? Уважение. У-ва-же-ни-е!

Последнее слово произносилось обязательно по слогам, чтобы Максим понял, насколько бы ни был…. А дальше – эпитет под настроение: «тупой», «слепой», «глухой», «беессердечный».

Очередной спор, отгремевший вчера, стоял перед глазами Максима. Он даже норовил дать запоздалый ответ, открывал рот, что-то шептал в сердцах.

Впереди показалась остановка, а перед ней – яма прямо посреди дороги. Максим чертыхнулся, что за треволнениями не успел сбавить скорость. Потом крутанул руль в сторону, объезжая яму.

Машина с трудом повиновалась «умелому» действию хозяина, со скрипом вильнула. Колеса с правой стороны въехали в лужицу, которую образовала подтаявшая наледь. Вылетевшие брызги окатили девушку на остановке.

Девушка вскрикнула и постаралась закрыться большим белым пакетом, который держала в руках. Помогло мало. Поднятые брызги вылетели из-под колёс, окатили невольную свидетельницу водительского мастерства Максима.

Он уже проехал вперёд и видел в стекле заднего вида, как девушка пытается оттереть мокрые пятна с сиреневой короткой курточке. Она очищала видневшуюся под курткой короткую юбку, растирала мокрые пятна по тонким колготкам в крупную сетку. Длинные тёмные волосы скользили по курносому лицу, на котором отразилось отчаяние от неожиданного происшествия.

«Ну вот, – подумал Максим. – Нагадил кому-то. Надо извиниться, как-то загладить вину». Он резко затормозил и сдал назад. Машина остановилась напротив раздосадованной девушки, которая бросила на неумелого водителя гневный взгляд из-под упавшей на глаза пряди волос.

Собственно, так всё и началось, хотя Максим в тот момент ещё не знал, что это «всё» для него означало. Чёртов мартовский кот!