Членистоногое

Членистоногое

На улице шел дождь.

Ледяные капли барабанили по запотевшему окну.

Степь, раскинувшаяся напротив придорожного кафе, скрылась в тумане. Так сразу и не подумаешь, что там бескрайнее море травы, в котором даже ветер почувствует себя одиноким.

Дождь стоял стеной, и невозможно было различить ничего дальше десяти метров. Лишь заправка и грузовики маячили темными пятнами в глубине этой сырости.

Сумрак навалился сверху серым одеялом.

Тусклые лампы над головой помигивали и тихо гудели.

Пелагея достала из рюкзака свой скетчбук и начала быстрыми штрихами делать набросок заправки, которая примыкала к кафе.

Сперва на бумаге проступили очертания трассы и бензиновых колонок. Вот вынырнула из тумана огромная туша грузовика, появился водитель в дождевике, спешащий в укрытие. Он казался древним призраком, вынырнувшим из могильника в поисках какого-нибудь завалящегося бэггинса.

Две собаки лежали под брезентовым навесом, куда были свалены мусорные мешки, старые покрышки и куски проржавевшего металлолома. Они обе были мохнатые и обросшие, словно гималайские мастифы, такие грязные, что невозможно было различить цвет их шерсти. Они грустно смотрели на дождь, пока Пелагея переносила на бумагу их силуэты.

Сделав быстрый скетч, она закрыла блокнот и отложила его на столик.

Дождь задолбал.

Она взяла вилку, потыкала тонкие блинчики, утопающие в сгущенном молоке. Еду здесь подавали в одноразовых пластиковых тарелочках. И не только еду. Горячий зеленый чай с молоком ей также выдали в пластиковом стаканчике.

Есть не хотелось.

Из динамиков старенького музыкального центра играл голимый шансоньяк, который мозг Пелагеи просто отказывался воспринимать.

На экране телевизора, стоящего на покосившейся тумбочке в углу, передавали какие-то важные новости. Какие именно? Плевать, звук все равно был вырублен.

Шум дождя просачивался внутрь, он был тоскливым фоном для всех этих разговоров, гулких смешков, шансона и звяканья посуды, доносящегося от кухни.

- Эй, девочка?

Пелагея вздрогнула.

Она на секунду была не в себе и совсем потеряла бдительность.

Дальнобойщик (кажется, его звали Семен, но Пелагее было все равно. Он просто водила, и не заслуживает более личного отношения), который согласился подбросить ее и вез от самой Читы, навис над ней, словно разбуженный посреди спячки медведь. Его глаза не предвещали ничего доброго.

- Да? Что-то случилось? - спросила Пелагея.

- Случилось, - буркнул дальнобой. - Все, маза кончилась. Извини девчушка, но мне придется здесь подзадержаться.

- Но...я, - запнулась Пелагея, нервно поправляя солнцезащитные очки. - Я могу подождать.

- Долго ждать придется, - невесело ухмыльнулся водила. - Я здесь конкретно застрял. Мне своих ждать надо, а это день или два. Прихоть начальника, не моя.

- Понятно, - тихо сказала Пелагея. - Да, несколько дней - это слишком долго. Все равно спасибо.

- Ну, окей, - дальнобойщик начал было отходить, но внезапно вернулся к ее столику. - Но если тебе вот приперло добраться побыстрее, можно договориться.

- В смысле? Это как договориться?

- Ну, ты же не глупая девчонка, подумай. Может, что надумаешь? - ухмылка водилы стала отвратительно широкой, словно его лицо начало расползаться и трещать по швам. - Ты подумай, подумай, я же пока тут. Может, договоримся как...хех, так то вряд ли тебя кто возьмет, в такую погоду, а я то могу поговорить с кем-нибудь. Такое можно устроить...но понятно, не просто так. Тем более я же тебя докинул как обещал. Могла бы как-нибудь и отблагодарить.

Пелагея промолчала. Ее лицо казалось фарфоровой маской, которая вот-вот расколется, и это заставило дальнобоя немного смутиться.

- Короче как хочешь. Бывай, - он опустил взгляд и торопливо отошел от ее столика.

Пелагея пристально посмотрела ему вслед. Она не хотела даже задумываться, какую именно “благодарность” он имел ввиду водила. Его едкий взгляд и сальные шуточки встали ей поперек горла, когда они еще пересекали Хилок. Если “благодарность” - это то, что первое пришло ей в голову, то это просто отвратительно. И со скольких он уже взял такую плату или это просто его влажная фантазия?

Она поправила очки, облизнула губы и коротко бросила ему в спину.

- Чтоб ты харю себе раскроил, свинья.

Дальнобойщик споткнулся на полу шаге, словно его ноги стали сделаны из хрупкого хвороста. Он надломился, нелепо взмахнув руками, и рухнул прямо на тумбу с музыкальным центром. Раздался сокрушительный треск. Музыка затихла.

Тишина, а затем истошный крик.

Дальнобой перевернулся на спину, зажимая руками нос. Все его лицо было залито ярко-красным, кровь текла весенним ручьем по рукам и подбородку. Его глаза были выпучены от шока и боли. Крик быстро перешел в хрип раненного зверя.

К нему тут же подскочило несколько человек.

- Как же его угораздило то, дубину, - сказал кто-то слева от Пелагеи.

- На ровном месте, - вторили голосу справа.

Музыкальный центр превратился в крошево - дальнобойщик приложился об него лицом всем своим весом.

Хрип перешел в глухие стоны и бульканье. Кровь уже образовала на полу небольшую лужицу. Когда он убрал руки (точнее их разжали) вместо носа и передних зубов у него было костяное месиво с ошметками мяса.