Путь к работе не длинный, но тоскливый. Сначала надо выйти за дверь родной квартирки, с сожалением вдохнув вкусный аромат печенья, что остывает на подоконнике, затем нужно спуститься вниз на три этажа, ведь лифта нет – да и ходить полезно, затем, отпрыгнув от тяжёлой подъездной двери, следует пробраться между серыми высотками и выйти к остановке, где уже стоят бедолаги, работающие по субботам. Все так примелькались друг другу, что уже кивают приветственно, встречаясь взглядами. Кира не любит уходить из дому, поэтому каждый день – отсчет времени.
В автобусе пусто, морозные узоры холодят плечо, привалившееся к стеклу. Все молчат, дремота сковывает пассажиров. За окном один и тот же пейзаж, но зимой он необыкновенно свеж – снег дарит ему надежду.
Кира идёт к работе мимо рынка, огибает расположившихся на тротуаре торговок, ступает по ковру из иголок – ёлки привезли! надо купить – и входит в темный зев библиотеки.
Сейчас она зажжет лампы, поставит греться чайник, и тоска по дому немного утихнет. Ещё никого нет – ни шумных студентов, ни напарниц, ни начальства. Можно отдыхать.
Она снимает пуховик, шарф, шапку, перчатки, вешает зимнюю броню на крючок и принимается за сумку. Где-то там должна быть шоколадка... Пальцы перебирают вещи: расчёска, книга, телефон, помада, кошелёк, мех, фольга... Мех?!
"Крыса!" — мелькает мысль, и она отпрыгивает подальше, не сдержав крик.
— Сама крыса! — пищит сумка.
— К-кто?..
— Ты, — заявляет сумка и вспучивается боками.
Что-то шуршит, гремит, сминает кожу и выбирается наружу. На Киру глядит мохнатое и ушастое существо. У него цепкие пальчики, ловкие руки и ноги, нахальная мордочка с почти человеческими чертами – под кустистыми бровями прячутся глаза-бусины, нос кнопкой жадно принюхивается, а рот с острыми зубами испачкан шоколадом.
Она всегда ждала чуда.
— А ты? — Кира отложила в сторону веник – и когда схватить успела? – и попыталась погладить существо.
Существо возмущенно фыркнуло и шлепнуло ее по руке.
— Лапы убрала! Будут тут меня... — зеленый взгляд прошелся по нескладной фигуре девушки, — ... всякие замарашки щупать.
— Хм. Откуда ты взялся, нахалёныш?
— У меня имя есть!
— Румпельштильцхен? — не сдержала улыбки Кира.
— Умная, да? Марик я. А не Руп... Рум... Ай, неважно!
Марик снова нырнул в сумку, забубнил глухо. Забурлил чайник, и Кира, словно очнувшись, завертела головой. Почудилось?
— Вкусно, но мало, — На пол упал комочек фольги. Марик вылез наружу и сказал: — Все просмотрел, ничего не осталось. Чего у тебя есть еще?
— Чай есть, сахар... — Девушка проверила тумбочку. — Печенье, но оно сухое...
— Давай, — ответил нахал и вскарабкался на стол. — Чаю тоже.
Если бы кто-то заглянул этим утром в небольшую комнату, где отдыхали библиотекари, он весьма бы удивился. На столе, чинно сложив уши, пил чай из блюдца гремлин, а рядом, восхищенно его разглядывая, сидела невысокая девушка и вела с ним беседу.
— Марик, а ты кто?
— Гремлин. А печенье ещё есть?
— Нет, но тут пряник завалялся, хочешь?
— Хочу.
Кира пододвинула Марику лежалое лакомство и задала следующий вопрос:
— А как ты у меня в сумке оказался?
— Залез, — прочавкал Марик. — Ты, тетеря, отвернулась, я с ёлки-то и перепрыгнул.
— Сам тетеря!
— О, ответила, — обрадовался гремлин. Шумно втянул остатки чая, погладил раздувшееся брюшко и спрыгнул со стола.
Клубком прокатился по полу и шмыгнул в зал. Оттуда затрещало, а потом, вспыхнув напоследок, отключилось электричество.
Кира вздохнула и полезла за свечкой. В старом здании постоянно что-то случалось.
— Марик! Марик, ты где?
Тусклый зимний свет скапливался лужицами у окон, стеллажи тонули в тенях, а стойка высилась скалой.
— Марик! Да где же ты прячешься?
Бухнуло. Затопали, стряхивая снег, ноги.
— Кира, доброе утро, — пропела Лидия Ивановна. — Мы снова в потемках? Ты звонила службам?
— Нет, сейчас позвоню.
— Поторопись, нам скоро открываться.
****
Субботний день был сокращенным, так что уже в два пополудни Кира была свободна. Марика она так и не нашла, так что даже подумала, что он ей приснился. Но съел же кто-то пряник? Когда Кира устроилась на работу, он уже лежал в тумбе, горделиво красуясь каменным бочком, котором можно было заколачивать гвозди. Нет, она его точно не смогла бы сгрызть. Значит, гремлин был наяву.
— Девушка, купите ёлку! Смотрите, какая красавица, а? — окликает торговка.
— Сколько?
— Большая – сто, маленькая – пятьдесят.
— Мне вот эту, пушистую.
Кира сменила купюру на деревце, обвязанное бечевой, и заторопилась к автобусу. Где же Марик?
— Я тут.
— Ой! — Кира уронила ёлку, нагнулась за нею, уронила сумку, но наконец смогла все поднять и продолжить путь. — Где? Где ты был? Я искала везде, даже...
— Тихо, любопытная Варвара, не голоси. Я в капюшоне греюсь, а спрятался, чтоб теткам твоим не попасться. А то знаю я их – развопятся, шум поднимут... Клуши.
Отредактировано: 09.01.2017