Чужое небо

Чужое небо

Память человека - удивительный механизм. Когда жизнь наносит не смертельный, но очень чувствительный удар, разум "затирает" ластиком времени черные пятна невыносимой боли. Боли, от которой хочется сбежать в холодные объятья смерти. Я часто благодарю эту особенность памяти. Каждый раз, когда смотрю в холодное осеннее небо, вижу на нем далекой звездой земное солнце. Бывшее земное. Пять лет назад планеты, на которой я родился и вырос, не стало. Она превратилась в черный сухой кусок скалы всего за пару часов. Никто не успел ничего сделать. Даже корабли, стоявшие в ангарах, не успели подготовить к запуску. Четыре миллиарда человек превратились в воспоминания. Вместе с моей семьей. Когда меня всё-таки захлестывает волна боли, я жалею о том, что согласился лететь инженером на транспортнике до Бетельгейзе. Останься я тогда с родными, муки мои закончились бы быстрее. "Нет, - говорю я себе, - не для того судьба подарила тебе жизнь, чтобы ты скорбел. Ты жив для того, чтобы сражаться!" Сражаться с мерзкими Могильщиками, уничтожившими Землю и несколько заселенных людьми планетоидов. Могильщики были первой и пока единственной чужой расой, встретившейся землянам на их пути в глубокий космос. Если бы кто-то мог тогда предположить, к чему приведет эта встреча. Конечно, экспедиции, прощупывавшей планеты системы Комо на предмет наличия полезных ископаемых, показалось любопытным представшее перед ними зрелище. Огромная черная махина, даже на звездолет-то не похожая, застыла у одной из планет, протянув некое подобие хобота к поверхности. Это были они. Могильщики. Геологи, придерживаясь стандартной процедуры для таких случаев, попытались выйти на связь с инопланетным кораблем. Если конечно этот ком плесени был кораблем. Могильщики не удостоили землян ответом. Каким-то непостижимым для человечества способом они определили, откуда прилетела экспедиция, и решили посетить нашу колыбель. Геологи даже не успели рассказать об увиденном прежде, чем ком плесени достиг Земли и протянул к ней свой черный хобот. Проклятое человеческое любопытство! Если бы земляне не стояли с раскрытыми ртами, пока «хобот» опускался на планету, многих можно было бы спасти. По крайней мере, я так думаю. Но когда люди осознали весь ужас происходящего, было уже поздно. По «хоботу» на поверхность начали спускаться сами Могильщики. Впрочем, тогда никто наверняка не понял, что это враждебная инопланетная раса. Потому что представляла собою она некое подобие плесневого грибка. Как плесень может быть разумной – этого биологи не знают до сих пор. И как против неё воевать – до сих пор не могут сказать военные. Однако Могильщики не были просто плесенью. Они поглощали всё, что содержало в себе влагу. Траву, плоть. Даже вода из океанов устремилась по «хоботу» в чрево их корабля. Но не это было самым страшным. Если Могильщик начинал поглощать человека, он мог контролировать его действия. Так, выступившая против пришельцев Объединенная Армия Человечества в считанные минуты стала армией его врагов. Сыновья убивали матерей, мужья – жен и детей. Лишь одно радует – этот содом длился недолго. Всего часа хватило пришельцам на то, чтобы расправиться с той частью человечества, которая предпочла остаться в колыбели. И еще час – на то, чтобы колыбель превратить в могилу. Те, кому посчастливилось выжить – а это были около трех миллиардов колонистов и почти миллиард жителей Афродиты, планеты, которую мечтательные романтики, прибывшие на сотнях тысяч кораблей, назвали второй Землей – жили лишь одним желанием. Отомстить. Стереть Могильщиков в порошок. Превратить в облака фосфоресцирующей пыли.

Я и сам, как и подобает преисполненному желания мести безумцу, пошел добровольцем в десант. Военные, к слову, начали понемногу отходить от спячки, вызванной размеренным течением жизни. Многие тяжелые крейсеры были поставлены на боевое дежурство. Мы начали гоняться за Могильщиками. Правда, для меня эта погоня была недолгой. Во время первой же высадки я сдрейфил. Одно дело уничтожать врага в своих мыслях, а другое – столкнуться с ним лицом к лицу. И понять, что лица у него нет. Могильщики были настоящей чумой, они двигались во все стороны от «хобота» с поистине немыслимой скоростью. Вооруженные огнеметами, солдаты едва успевали сжигать эту гадкую плесень. Многие становились для неё пищей. Я должен был быть готов к этому. Но я не был. Для меня стало шоком, когда парень, с которым мы сидели рядом в десантном шлюпе, превратился в черное месиво и направил на меня оружие. Я сжег его просто потому, что мой палец от страха прямо-таки врос в курок. Я не хотел ни слышать его криков, ни видеть, как он корчится. Но закрывать глаза было нельзя, потому что Могильщики были совсем близко. Мой разум не вынес этого зрелища, меня стошнило, ноги подкосились, я упал на землю. И этим воспользовался Могильщик.  Он впился в мою руку и начал ползти по ней вверх. Не знаю, кого или что благодарить за то, что мое животное желание жить  заставило меня быстро достать из нагрудного кармана лазерный нож и отсечь руку. А потом сжечь её. Боль была адской, и если бы нашему взводу не приказали отступать и сам командир не потащил меня за шкирку к шлюпу, я бы потерял сознание прямо на поле боя. И умер бы напрасно.  

Меня подлатали довольно быстро. С момента, как санитары бросили меня на больничную койку, до визита посыльного от командующего части прошло пять дней. За это время мне приживили кибернетический протез вместо потерянной руки, прокололи антибиотики и несколькими инъекциями кофеина вывели из сонного состояния, вызванного анестетиками. Моя новая рука, сделанная из тантала, оснащенная миниатюрным ядерным реактором и покрытая синтетической кожей, слушалась меня как родная. Я вполне мог нарисовать ею картину, если бы только умел рисовать. А пока металлические пальцы держали всего лишь сигарету. Без фильтра конечно, фильтры я терпеть не мог еще с университетских времен. А потом, когда женился на Кате, курил без фильтра потому, что так можно было быстрее накуриться. Катя не выносила табачного дыма и поставила мне условие «Кури, где хочешь, но не дома и не рядом со мной». Я очень любил её. Сильнее я любил только нашу маленькую дочурку. Ей исполнилось всего три годика, когда на Землю напали Могильщики. И меня не было на её дне рождения. Вот уже пять лет двадцатого апреля я ставлю на стол её любимый торт и зажигаю свечи по количеству исполнившихся бы ей лет. Каждый год. Об этом не знал никто. Потому что у меня никого и не было. Ни друзей, ни близких. Только враги, жестокие и молчаливые.