Чужой

Глава 1

Сознание приходило к нему медленно и плавно, словно он просыпался после глубокого сна. Сначала в глазах как бы просветлело, ресницы задрожали, не желая больше смыкаться, задёргался уголок губы, нос осознал качество воздуха, который вдыхал – смесь грибной сырости, перегноя, травы, ещё чего-то непонятного. Затем в уши ворвался свист, трезвон, трели, шорох, шелест, гуд и жужжание. Лоб ожгло. Рука непроизвольно хлопнула по лбу, размазав что-то мокрое и мерзкое. По спине прошёл озноб – одежда намокла от влаги. Потом пришло ещё одно ощущение. Ощущение боли.

В груди словно бы колыхался тяжёлый огненный ком. Ушиб? Ожог? Что-то лежит на нём, вдавливая в землю?

Он решился и открыл глаза. В них разом ударил нестерпимо яркий свет – он зажмурился и снова открыл их. Свет слегка померк, зато он смог смотреть. Это, правда, мало, что дало ему. Потому что микромир вокруг него оказался немного расплывчатым, словно у него было слабое зрение. Странно, почему бы это? Его ослепило? Ничего, он встанет, привыкнет к свету, проморгается, и зрение восстановится. Ничего тяжёлого и горячего на нём не лежит. Пощупал – раны тоже нет. Значит, боль собственная, нутряная.

Он оглядел себя, сильно щурясь, и даже ощупал: стоптанные башмаки, потрёпанные штаны и куртка. Куртка на голое тело. Длинные спутанные волосы, многодневная щетина. Впалый от голода желудок. Покусанные насекомыми руки, распухшее лицо. Озадаченно почесал в затылке. Ничего не вспоминалось. В голове было пусто и легко, а вот в груди – тяжело и темно.

Что ж, пора оглядеться.

Он с трудом оторвал голову от хвойной подстилки. Упёрся локтями в землю, сел. Мир вокруг колыхнулся. Зрение не улучшилось. Мир состоял из расплывчатых пятен, мельтешения бликов, мелькания теней. В глазах рябило, в ушах стоял гул и звон. Гул и звон? Да это же шум ветра, шелест листьев и птичий гомон. Значит, он не в городе. Он начал усиленно моргать. Потёр глаза. Пелена не спадала, словно он смотрел сквозь склизкую плёнку. Ничего, привыкнет. Подумаешь, зрение немного ухудшилось. Близорукость, возраст…

Возраст? А какой у него возраст? Кажется, этот вопрос не самый главный. Важнее другой: кто он такой и как его имя? И самый важный: что с ним произошло? Он снова попытался напрячь память – нет, не вспоминается. Ни-че-го.

Он встал, пошатываясь, привыкая к вертикальному положению. Мир качнулся, сделал оборот и установился. Вот так. Он стоит на ногах. И не позволит больше себе упасть.

Итак, он стоял на опушке светлого берёзового леса. На зелёной, заросшей бурьяном лужайке. Бывшей зелёной. Потому что трава и листья на ближайших кустах были серыми и сухими, стволики обгорелыми, словно бы кто пал пустил по поляне.

По другую сторону лужайки начинался другой лес, смешанный: более тёмный и мрачный. И не обгорелый. Почему он в лесу? Почему вокруг картина летучего пожарища, а он – цел и невредим, без единого ожога? Почему его до сих пор не сожрали звери или насекомые? И, главное: как он сюда попал? Не с неба же свалился, в самом деле, вместе с метеором!

Так кто же он, как его имя и как он попал в чащу леса? Напали разбойники, стукнули по голове, ограбили? Тогда бы у него болела голова, а не грудь. Или напоили вином с дурманом в трактире, обобрали и бросили, оттащив подальше? Тоже, кстати, нагрузка на голову. Хорошо ещё, что не спихнули в реку, не закопали в чаще и не привязали голым над муравейником. Впрочем, открытые части тела были настолько искусаны, что сплошняком покрылись затверделыми волдырями.

Он усмехнулся: муравейник, чаща, разбойники… Он что-то помнит – и на том спасибо. Но любая версия вела к выводу, что человеческое жильё должно быть где-то поблизости, вряд ли злоумышленникам хватило терпения тащить его слишком далеко. Значит, нужно искать.

Эх, знать бы, что с него хотели поиметь?

Он повёл носом, точно зверь, пытаясь угадать, куда двигаться. Ни жильём, ни человеком не тянуло ниоткуда. Внимательно осмотрел поляну. Никаких особенных знаков, кроме потускневших трав и кустов. Две высоченные сосны с расщепленными, обугленными макушками – видимо, когда-то молния ударила – вот и объяснение «пала». Третья сосна лежала полусухая, но не горелая. Для леса – не приметы. Тропинок тоже не просматривалось. Хотя нет, вроде вот намечалась, звериная. А нужна ли ему звериная? По пути ли ему со зверем – зайдёт в чащу, ближе к логову, встреча со зверем неминуема, а он совсем не уверен в своих силах.

Он долго стоял, пошатываясь, пытаясь решить, в каком направлении двигаться. Косые лучи солнца – утреннего солнца, решил он, поскольку они были тёплыми, даже просвечивая сквозь белёсый туман, - указывали ему на восток. Плюс – мшистые одёжки на стволах, глядящие нестрого на юг. Туда, на юго-восток, он и направился, ни о чём не думая, не в состоянии сосредоточиться. Первым делом не мешало бы подкрепиться. Желудок подводило, неприятное сосущее чувство вызывало жжение – вот и объяснение боли во всём теле: отлежал, промок, продрог, проголодался. Только и всего.

Надо искать пищу. Ягоды, грибы, птичьи яйца, съедобное растение, ручей или родник с чистой водой, да хоть бы и бочажок болотистый. Что угодно, лишь бы забросить в «топку». Он раздвигал ветки, корявые, сухие и колючие, низко пригибался, непрестанно отмахиваясь от назойливых насекомых, осчастливленных нежданным появлением пищи. Вышел на обширную лужайку. Увидел в траве кровавую капельку – ягода! Вкусная. Он ползал, собирая по ягодке, следом пытался жевать их невкусные, суховатые листья, но только ещё больше проголодался. Спазмы в желудке усилились, ему пришлось переждать их, прислонившись к узловатому, белому стволу в чёрных корявых рябинах.