Цвет души

Глава 1. Сон

Герман с улыбкой заглянул в комнату к своему подопечному и, заметив, что тот ещё не спит, тихонько подошёл ближе. 

— Гер?.. — Тихий голос нарушил тишину помещения. Названный осторожно присел на край кровати, погладив лежащего юношу по голове.

— Да?

— Можно у тебя кое-что спросить? — Парнишка заворочался под одеялом, перекатываясь поближе к мужчине и поднимая на него свои блекло-розовые глаза.

— Конечно, — ободряюще улыбнулся Герман и получил робкую улыбку в ответ. 

— Почему ты бросил меня?

Тишина теплого майского вечера сменилась кадрами из прошлого. Проснувшись, врач резко сел на кровати, кашляя и пытаясь восстановить сбитое дыхание. Несмотря на прошедшее время, он не мог признать свою ошибочную правоту. 

Мужчина единым движением поднялся на ноги, оставив очки на прикроватный тумбочке: что толку, в такой темноте все равно ничего не видно. Шум большого города за окном давил на виски, на электронном циферблате светились цифры: четыре утра. 

Включать свет Герману решительно не хотелось, особенно в ванной. От собственного отражения в зеркале становилось тошно. Кошмар повторялся множество ночей подряд, лишая успешного психиатра сна. Холодная вода смысла остатки дремы и смогла немного приглушить ураган мыслей в голове. 

Герман Шмидт всю свою жизнь посвятил работе, к сорока годам имея отличную репутацию, несколько учёных степеней и одновременно оставаясь неженатым. Тем тяжелее для него стал первый в жизни провал в реабилитации пациента с довольно посредственными психическим расстройством. Разработанные врачом методики работали слишком слабо, и что бы он не делал, улучшения практически не было. 

Казалось бы, ничего особенного. Всего лишь мальчишка, найденный в неблагополучном районе, с небольшой задержкой психического развития. В клинику ежегодно попадало несколько таких детей, и со всеми психиатр смог найти общий язык. Некоторые оказывались безнадёжны – слишком сильная деформация личности, – но и они находили своё место в жизни. В этот раз все было иначе. 

Тринадцатилетний подросток выглядел всего лет на восемь и плоховато говорил. Он был альбиносом и за это, по-видимому, подвергался частой травле. Вот только в отличие от других детей, он не был беззащитной жертвой. О нем не было известно ничего, даже имени, только вот малыш отлично управлялся с оружием и неплохо поцарапал желавшего лишь помочь военного. 

Герману долго не удавалась найти с ним общий язык: мальчик будто бы специально сторонился. Через три месяца упорной работы врачу наконец-то удалось добиться доверия, но... Постепенно узнавая своего пациента, он все больше убеждался в том, что не справится. 

Было время, когда доктор верил в успех. Было время, когда он с нежностью называл ребёнка "Гил", и думал, что все налаживается. Только вот его пациент был слишком сложным. Понимая побольше многих взрослых, он пытался играть со Шмидтом на равных. Несмотря на слабо развитую речь и множество проблем, ребёнок был поистине гениален. И лишь одна психическая травма перечеркивала благоприятный прогноз. 

Тема отца. 

Отца, которого никогда не было рядом в нужный момент. Отца, который своими руками уничтожил собственного младшего сына одним своим существованием. Слишком многое он сделал и слишком многого не сделал, в итоге заставив мальчика мечтать, практически бредить, о том, чтобы его просто заметили. Выделили из тени давно погибших братьев. 

Выяснев это по обрывочным данным, Герман долгое время думал, что сможет решить проблему. Сможет заменить "Гилу" отца... Как наивно. Наивно и глупо. Врач начал сочувствовать своему пациенту, привязался к нему, вмешал в работу эмоции. Здесь и была "точка невозврата". Своеобразное начало конца. 

Жалел ли он об этом? Жалел. Жалел ли он о том, что отказался от этого пациента? Конечно же. Но так было лучше для всех. Лучше ли? Ложь. Просто правильнее. Тоже ложь, да?

Проще. Безопаснее. 

Психиатр и сам не помнил, когда он устал от этого. Устал искать способ, устал пытаться. Когда же он признал поражение? Когда передал коллеге медицинскую карту с историей болезни? Или раньше? Может, он все ещё пытается? 

Конечно же, пытается. Мужчина в темноте нащупал электронную книгу, включая прочитанный наполовину труд своего коллеги из прошлого. Уже десятый за месяц. Как же он устал... Но продолжает искать. 

А ведь были подвижки. Слабые, едва заметные, но были. И Герман не мог забыть искренней улыбки своего маленько пациента. Два года. И за два года – лишь небольшое улучшение. Но оно было. 

Как он посмел бросить того, кто ему доверился? Мог ли он поступить иначе? Не в этот раз. 

Ночь плавно сменилась алым рассветом. Первые лучи солнца почти робко осветили уставшее лицо когда-то красивого блондина. Мужчина выглядел откровенно истощенным: сны не давали ему спать уже которую ночь. Впрочем, он не привык жаловаться.

Привычное утро, с затупившейся бритвой и чашкой кофе вместо завтрака. С давно привычным шумом от шоссе, не скрывающем удушающей тишины квартиры. Привычный маршрут, привычные заторы на дорогах. Привычный шум в клинике, привычное приветствие молоденькой секретарши. И никаких перспектив, кроме, разве что, высокой вероятности закончить свои дни здесь же.

Доктор Шмидт невесело улыбнулся своим мыслям, все так же привычно направляясь к себе в кабинет. Постоянного пациента у него теперь не было: оно и к лучшему. Ганс Мюллер, главврач, давно предлагал сменить должность.