Цвети, Алена!

Цвети, Алена!

Цвети, Алёна!

***

– Проходите. Доктор Гольдштейн ждёт вас, – секретарша с бархатным голосом пригласила молодую пару.

Кирилл живо вскочил с дивана и помог чрезмерно худой жене подняться. Они вошли в просторный светлый кабинет и сели напротив доктора.  

– Добрый день, дорогие мои, – он пожал руку Кириллу, – Прошу прощения за ожидание, сегодня отчёт перед советом директоров, меня целый день разрывают. Всем резко что-то понадобилось, – доктор снял очки, несколько раз интенсивно зажмурился и снова водрузил на нос тончайшую оправу, – но для таких важных людей, я всегда найду время.

Доктор широко улыбнулся Алёне, и та ответила легким кивком головы, едва подняв уголки губ.

– Яков Александрович, не хочу зря тратить ваше время, перейду сразу к делу – Кирилл нервно хрустел костяшками пальцев, – вы – наша последняя надежда. Остальные разводят руками, предлагают только временное облегчение боли, но лекарства уже не помогают.

Доктор кинул пристальный взгляд на молодую женщину, Алёна безучастно смотрела в сторону. Он помнил её другой – яркой, искристой, красивой и полной жизни. На той презентации было много шикарных женщин в вечерних нарядах, сверкающих драгоценностями. Но ярче всех бриллиантов сверкали глаза Алёны. В лёгком струящемся платье она была похожа на свежий распустившийся бутон.

Сейчас напротив сидела лишь тень той женщины, худая и безжизненная.

Кирилл смотрел на доктора глазами побитой собаки, с отчаянием и надеждой.

Яков Александрович глубоко вздохнул, снова снял очки и посмотрел на Кирилла:

– Если вам нужен ускоренный синтез донорских органов...

– Донорские органы нам не помогут, – перебил Кирилл, – у Алёны – Нова...

Гольдштейн поднял брови и забормотал:

– Нова, нова, нова. Болезнь двадцать первого века. Только человечество оказалось на пороге бессмертия, победило практически все неизлечимые болезни, появилась очередная чума, – он повертел в руках очки, – Предполагаю, вас интересует проект “Переселение”?

Кирилл молча кивнул.

– Знаете, Кирилл, окажись на вашем месте кто-то другой, я бы сейчас врал, что все возможно, но, – доктор постучал пальцами по столу и развел руками, – учитывая ваш вклад и мою личную симпатию, скажу правду. У нас проблемы с подсадкой сознания.

– Как это? Я думал проблема в донорском теле. Старые хрычи не пропустили закон. Раздули общественное мнение, запугали старшее поколение. Разве проблема не ушла с появлением синтетиков?

– Идея с донорскими телами изначально была полукриминальная и аморальная. Да, создание синтетических организмов – огромный шаг для науки. Будущее за синтетиками, и это бесспорно. Но, симбиоз человеческого сознания и синтетического тела оказался невозможным, – доктор снова развел руками.

– Я не понимаю. Оцифровка сознания уже лет пять как существует. Компании зарабатывают на ней огромные деньги.

Доктор заговорщически прищурился:

– То, что они называют оцифровкой сознания, фактически ей не является. Это своеобразный дневник памяти. Ты сможешь открывать его в старости и вспоминать приятные моменты молодости. Создать настоящую цифровую копию разума не так просто, – доктор поднял указательный палец, – хотя за последний год мы значительно продвинулись. Я не имею права досрочно разглашать результаты, но мы действительно смогли создать резервную копию девяносто восьми процентов испытуемых.

– И? Что это значит? Вы поможете нам? Яков Александрович, у нас ужасно мало времени. Я готов отдать всё, что у меня есть – только помогите.

– Кирилл, проблема в том, что оцифрованное сознание не приживается в синтетическом организме, оно отторгает его. Не работает. Не включается. Синтетики наделали много шума. Да, они могут выполнять довольно сложные действия, и уже освободили человечество от нудных и монотонных занятий. Однако, по своей природе они достаточно примитивны. Пока примитивны. Мы работаем над этим. В ближайшие три – пять лет...

– У нас нет этих лет, – Кирилл скрежетал челюстью.

– Я понимаю. Поэтому единственное, что мы сможем сделать сегодня для вас – это провести оцифровку сознания и хранить данные до того момента, когда подсадка станет реальной.

– Это ваша семья? – Алёна указала на фотографию.

Оставаясь безучастной к разговору, она бесцельно переводила взгляд с одного предмета на другой.

– Да. Жена и мои дочери, – доктор рассеянно улыбнулся.

– Их вы уже оцифровали?

– Нет, но собираюсь в ближайшем будущем. Я искренне верю в наш проект. Алёна, я сожалею, что разочаровал вас, но это единственное, что могу предложить вам сегодня.

– Разочаровали? – Алёна впервые проявила интерес к происходящему, – О, нет! Наоборот, вы многое прояснили. Скажите, а где будет находиться сознание, пока оно ждёт переселение?

– Я бы сравнил это с состоянием очень глубоко сна. А сны – это фантазия нашего мозга, её трудно предсказать или направить.

– Человек продолжает чувствовать себя живым?

– Определенно, мертвое сознание, увы, нельзя оживить.

Алёна понимающе кивнула и снова впала в отстранённое равнодушие.

– Думаю нам стоит обсудить подробности позже, – доктор обратился к Кириллу, который растерянно смотрел на жену, – я позвоню вам завтра.

Попрощавшись с доктором, пара неторопливо вышла из кабинета и остановилась в ожидании лифта.

– Кирилл, я не хочу, – прошептала Алёна.

– Я что-нибудь придумаю, – Кирилл обнял её за плечи и прижал к себе чересчур крепко.