Цветочная выставка

Цветочная выставка

Цветочная выставка

Клайнсланд, Арбайтенграунд. 1958-1959 год.

1

Часы показывают шесть часов, а я уже сижу за столом и пишу. Светает; сквозь туман пробиваются первые лучи солнца, но окно я пока не открываю — не люблю утреннюю прохладу.

В комнате тихо: радио отвлекает меня, а телевизор пока ещё не приобрёл. Да и зачем? Я могу и в кинотеатрах посмотреть на людей — в этом-то вся его прелесть и ценность, а с телевизором и одно и второе угасает.

Пишу письмо тёте Фредже. Я на подработках здесь, в Арбайтенграунде, а она одна в Клайнсланде. Но нет, за прилавком она не следит — такую ответственность точно не возьмёт. Этим занимается София, которая провалила вступительный экзамен в институте и приехала к ней.

Ей не впервой делать корзиночки с цветами.

Звонит телефон. Я вздрагиваю, откладываю ручку и беру трубку.

— Да?

София:

— Алло, Штефан. Извини, что разбудила...

— Да ничего. А что?

— Похоже, у тётки крыша от маразма поехала, вот что.

— Ну?

— Вчера мимо деревни проезжал какой-то парень — примерно твоего возраста — а ливень-то, какой ливень! Машину что-то там заглушило, а все магазины и мастерская были уж закрыты. Ну и он постучал к нам...

— И она его впустила?

— Ну да.

— Незнакомого человека?

— Угу.

— Да кто он вообще?

— Ну-с, он про себя немного рассказал. Его зовут Николаус Тёплиц; приехал сюда на цветочную выставку, ну и...

— А он вообще говорил свой возраст, про работу...

— Да так, особо не говорил. Он вроде бы на автозаправке, толком не ответил.

— И как себя потом вела тётя?

— Вроде бы он ей понравился, весь вечер с ним провела, постелила ему в комнате для гостей, чаем напоила с печеньем. В общем, прям как князь. С раннего утра уехал, но оставил ей номер.

— Она ему звонит?

— Да, вот сегодня два раза уже.

— Неужели она прям так сблизилась с ним? Неужто на молоденького покосилась?

— Без понятия, но я не удивлюсь, если честно.

У неё всегда тяга к молодым.

— А что ты? Какое он произвёл на тебя впечатление?

— Вроде бы хороший, но...

— Приставал? Подкатывал?

— Боже, да нет! Просто он... В общем, днём тётя ездила на рынок и купила себе шляпу. В тот момент, когда он постучался, она примеряла её. Она попросила коробку из-под неё, чтобы потом положить туда заначку. Он вошёл, она спрятала шляпу в коробку и велела мне поставить чайник, а сама пошла наверх.

— Ага, понял.

— Ну я поставила чайник, прихожу в гостиную, а его там-то и нет. Решила подняться к тёте, и знаешь, что увидела? Я увидела дверь, открытую настежь, в тётину спальню, а возле неё стоял этот Николаус и приглядывался. Я подхожу и вижу, тётя убирает деньги. Вот... При виде меня он тут же спустился вниз.

— А она что, не заметила?

— Вроде нет, но я попросила, чтобы заперла сегодня спальню на ключ. Она отнеслась к этому с пониманием, а после его отъезда я проверила эти деньги: на месте.

— Понятно. И ты волнуешься?

— Знаешь, было неприятно.

— Ещё бы! Да ладно, не волнуйся.

— А если она начнёт с ним встречаться, приведёт ещё раз в дом, а потом он её обворует?

— Давай сначала доживём до этого, ладно? Ты любишь тоже раздувать из мухи слона.

Она отвечает не сразу:

— Ну... ладно. Если что, я сообщу.

— Хорошо, тогда давай.

2

Я сижу на работе и печатаю текст. Что-то такое вроде бы получается, но работать так целый день слишком монотонно. Тикают часы — время обеда. Сегодня пятница — день, когда я позволяю себе сходить в кафе «Закат» и поесть какие-нибудь блинчики, поэтому встаю и иду. От работы до кафе минут десять, от дома — полчаса.

Там уютно, всё как-то по домашнему; народу немного и всё тихо, а возле окна даже книги стоят. Я прихожу, сажусь у окна и заказываю блинчики. В этот момент ко мне подходит новый сотрудник, который с сегодняшнего дня у нас работает; он живёт в соседнем доме от меня.

— Привет, сосед, могу подсесть?

— Да, конечно. Сосед.

Он улыбается и садится. Заказывает картошку.

— Я тебя несколько раз видел, — говорит. — По чаще остальных. Мы же ведь в соседних домах, да?

— Ну да. А ты откуда?

— Из Люксембурга.

— Почему сюда переехал?

— Здесь лучше, цивилизованнее. Получше этой глуши, хоть там и воздух чище.

— Да я тоже не местный. Из Клайнсланда приехал на заработки.

— Понял. Кстати, я Джорг Перл.

— Штефан Кунце.

Приносят обед, и мы приступаем к трапезе. Этот Джорг такая болтушка! Семья есть? Родственники есть? Отучился, поди? Я ему отвечаю, задаю аналогичные вопросы. Вроде говорит с охотой, не допытывается. И всё равно непривычно видеть таких открытых людей, но, с другой стороны, он фактически из деревни — ещё привыкнет поменьше болтать.

Вскоре мы встаём и идём на работу.

3

Он съёживается от холода, а до дома ещё далеко. Уже ночь, и транспорт давно не ходит; свет фонаря освещает его фигуру. Он идёт, прижимая к груди камеру и блокнот.

Он ушёл поздно с вечеринки знаменитой актрисой Л. Ю. Б.; его никто не подвёз, и транспорт уже не идёт, а такси нигде поблизости нет.

Зато есть интервью.

Никого нет; ни людей, ни машин.

А нет, вот, какая-то стоит, а к ней бегут двое мужчин с мешками.

На минуту он останавливается и кричит:

— Подбросьте, пожалуйста.

Один из них смотрит на него и кричит:

— Эй, ты!

Кидает мешок и бежит к нему. Не успевает он опомниться, как мужчина зажимает его рот рукой.

— Только слово скажи потом, сволочь, и я тебя найду...

Он вытаращивается на него во все глаза и бьёт ногой в пах. Тот сгибается пополам и ослабляет хватку. Он вырывается и бежит, сжимая вспотевшими пальцами блокнот и камеру. Сзади он слышит: