Цыгане

Без чего-то полночь поезд остановился на пять минут в Вапнярке, и я вышел размять ноги. На перроне бабушек с варениками не было, зато были цыгане. Не успел я закурить, как меня с фронта и флангов вплотную обложили милые чумазые ребятишки. Попал, так сказать, в цыганский котёл.

- Дядь, дай пять гривен!

- Дядь, дай на хлебушек!

- Дядь, дай сигаретку!

- Р-разойдись, - приказал я бомжатам. – Сейчас у меня будет серьёзный разговор с вашей мамашей. Гипнотизировать её стану. Смотрите и учитесь!

Молодая симпатичная цыганка в ворохе юбок как крейсер врубилась в толпу маленьких попрошаек, расчистив тем самым доступ к моему телу.

- Продай коня, - вежливо попросил я её.

- Какого коня, - не поняла красавица.

- Каурого. Трёхлетку.

- Нет у меня никакого коня. Послушай...

- Тогда кибитку продай, - перебил я.

- Пиво вот у меня есть, орешки, чипсы, сухарики...

- А кибитки нет, - обречённо спросил я.

- Водка есть, беляши, - продолжила свою тягомотину Аза.

- Тебя ведь Аза зовут?

- Нет. Карина.

- Погадаешь мне, - я протянул ей ладонь.

- Пирожки с капустой, с яйцами и зеленью...

- А коньяк хоть есть?

- Да, - повеселела Карина.

- Шустовский?

Порывшись недолго в торбе, она достала бутылку Закарпатского.

- Я Шустов больше всего люблю, - загрустил я. – Золотой Дюк. Он такой мягкий-премягкий!

- Этот тоже хороший, - честно глядя мне в глаза поклялась Карина.

- Та знаю я твой «хороший». Самогон сахаром жжёным развела и даже бутылку не помыла. Ладно, давай открывай и выпей сначала сама полтинничек. Если не ослепнешь, может и возьму его у тебя.

Цыганка засуетилась, брякнула что-то на своём ближайшему подкидышу, и тот пулей дунул вдоль состава.

- Куда это он, - поинтересовался я.

- Мужа моего сейчас приведёт. Я сама не пью.

- А что, - не без светского лоска небрежно спросил я, - твой-то часто тебя бьёт?

- Нет, - говорит.

- Напрасно! Я вот свою каждую среду луплю.

Тем временем подоспел с запыхавшимся босяком Будулай. Карина в двух словах обрисовала ему суть предстоящего опыта. Он зыркнул на меня, нерешительно свернул крышку и тут я подсказал:

- Надо два стакана, тебе и мне. А то я брезгливый, после цыгана из горла не буду.

Снова заслали того маленького скорохода и он быстренько вернулся с пластиковой тарой. Разлили по пятьдесят. Легонько разминая в руке посуду, я понюхал. Цыган то же. Я ещё потянул носом, и он разок.

- Ну, - говорю, - давай, ромалэ!

Он поднёс кубок ко рту, пригубил и остальное вылил на рельсы. Я тоже вылил, не замочив языка. Повисла неловкая пауза; какая-то недосказанность пролегла между нами. Табор глазел на меня, а я – на табор. За жизнь мы уже с черноглазой побеседовали, можно было бы перекинуться парой фраз с её мужем о футболе, или обсудить цены на бензин. Но октябрята снова завели свою волынку:

- Дядь, дай пять гривен!

- Дядь, дай на хлебушек!

- Дядь, дай сигаретку!

Какие славные детишки, - с теплотой в сердце подумал я. И от нахлынувших чувств хотел было уже ласково по-отечески потрепать их по загривкам. Но – передумал и просто сказал:

- Хуй вам!

Затем поднялся в вагон и проследовал в своё купе. Золото с них снимать не стал, деньги решил тоже не отбирать. И так сойдёт.