Да воздастся...

Центральная площадь Ванира гудела сотнями голосов. Здесь собралось едва ли не все население города, некоторые даже взобрались на крыши соседних домов, чтобы лучше видеть происходящее. У ратуши можно было заметить богато одетых горожан. Даже граф Карси покинул пределы своего поместья. У Храма Господнего, который в лучах рассветного солнца сверкал куполами, наметилось оживление. Из столицы приехал отец Иоанн и теперь вместе с прислужниками он готовился к службе. Но все внимание присутствующих было приковано не к храмовникам, а к молодой красивой женщине, прикованной к восточной стене Храма толстыми цепями. Бледная, изможденная долгим заточением в подземелье тюрьмы и пытками, она все же стояла прямо, гордо вскинув голову и не опуская глаз. Ее рыжие волосы на фоне черных от копоти стен выделялись ярким пятном.

- Ведьма! - выкрикнул кто-то в толпе и в сторону женщины полетели гнилые овощи, камни и комья грязи.

Она не защищалась, хотя сила бурлила по венам. Так легко избавиться от пут, но женщина лишь безразлично проследила, как по ее груди сползает помидор. Ей не было за что их ненавидеть, этих людей. Они слепы в своем страхе и не желают видеть истину. Мальчишка, бросивший в «страшную ведьму» овощ, звонко рассмеялся, хвастаясь перед приятелями, которые даже побоялись подойти к месту казни. И пусть дома он получит затрещину от отца, в данный момент от собственной храбрости кружилась голова. Но смех вмиг оборвался, стоило мальчику встретиться взглядом с ведьмой. А она ласково улыбалась и смотрела на него снисходительно-укоряюще, словно мама когда он своровал с противня горячий пирожок и тут же запихнул в рот, обжигаясь. От этого взгляда в животе похолодело, и паренек поспешил спрятаться в толпе.

- Ведьма! Сжечь ее! Повесить! Утопить нечестивую! - Из разных концов площади доносились выкрики. Витавшее в воздухе нетерпение можно было попробовать на вкус.

- Коза моя, Беляночка, захворала, - одним глазом поглядывая на прикованную ведьму, вещала соседкам Мари Вэрр - пышнотелая женщина. - Молоко прямо в вымени скисало. День и ночь сторожила, кабы не померла моя кормилица. И ведь на минутку отошла, по нужде. Возвращаюсь, в дверях с этой, Мириам, столкнулась. Глаза страшные, светятся колдовским огнем, - Мари перекрестилась. - А в сарае... Смрад такой, что слезы градом катятся и Беляночка моя лежит с выпущенными кишками.

- Муж у меня... Мужа моего приворожила и извела, гадина, - на другом конце площади охотно делилась высокая, худая, как палка, женщина. - Маялся, маялся, а потом в лес ушел. Через седьмицу мертвым нашли.

- А у меня куры все издохли, а я ведь только воды ей поднесла...

- А помните, старая Гала захворала после ссоры с ведьмой этой?..

- А брата моего подговорила. Как с ума сошел, проходу девкам не давал...

- В прошлом году ведь два мальчика пропало. Говорят, им для ритуалов как раз дети невинные нужны...

И так со всех концов площади. Каждый нашел, в чем обвинить ведьму. Наконец-то процессия храмовников, возглавляемая святым отцом Иоанном, направилась к месту казни. Белые одежды, расшитые золотом и инкрустированные драгоценными камнями были довольно тяжелыми, чтобы мужчина мог передвигаться быстро. Да и тучное тело священника не располагало его к быстрой ходьбе. Все время, пока святой отец шествовал по созданному людьми коридору, на площади царила полнейшая тишина.

- Готова ли ты к суду Божьему, отродье из преисподней? - грозно глядя на прикованную женщину, спросил отец Иоанн.

- К Божьему суду? - насмешливо спросила Мириам. - Или твоему?

- Я не желаю слушать речи прислужницы Сатаны, - заявил мужчина. - В соблазнении чужих мужей. Виновна. В соблазнении умов невинных. Виновна. В убийствах и распутстве. Виновна...

Святой отец все говорил и говорил, обличая ведьму во всех грехах, а прислужники тем временем стаскивали вязанки хвороста и бросали их у ног женщины.

- За вред принесенный людям ты будешь сожжена на очищающем огне, - подвел итог.

- Вред? Я помочь хотела! - заявила Мириам. - Муж твой, - она нашла взглядом высокую, худую женщину, - болезнь в веселом доме подцепил. Увы, не все хвори могу вылечить. Козу ту, - взгляд метнулся к охнувшей и перекрестившейся Мари, - нечисть извела.

Ведьма говорила, объясняла, но не видела в глазах людей понимания:

- Но, видимо, доброта вам не ведома, - вздохнула. - Глупой я была. Молодость, наверное, в крови бурлила. Говорите, злая я? Убивала? Болезни насылала? Ну что же, такой и буду.

По площади пролетел ветер - сорвал шляпы с голов мужчин и взметнул юбки женщин. А оковы, до этого казавшиеся крепкими и надежными, осыпались к ногам ведьмы пеплом. И ступила она из круга хвороста. Глаза горят зеленым колдовским огнем, а волосы вьются, словно живые змеи. Люди закричали и в страхе ринулись прочь, но убежать не смогли - что-то невидимое не пускало.

- За чужие грехи ответа я держать не буду, - голос женщины пролетел над площадью раскатом грома. - Вы, все вы, в грязи по самые уши и судить взялись другого. Самодовольство, ложь и клевета. Властолюбие, зависть, злорадство и хвастовство. Леность, воровство, блуд и даже братоубийство. Но своего вы не замечаете.

С каждым словом ведьмы темные тучи сгущались на небе, закрывая собой солнечный свет. Воздух начал потрескивать разрядами. Иоанн перекрестился и, схватившись за тяжелое золотое распятие, забормотал молитву.

- А ты, святой отец, так ли уж безгрешен? - Яркая молния прочертила черное небо. - Да воздастся вам по деяниям вашим!