Дар-проклятье

Первая и последняя

Тым-дым-дым…

«я точно знаю наперед…»

У меня жестокие приступы дежа-вю или, скорее, это видения.

Некие призрачные картины.

Будущего.

Возможного будущего.

Весьма вероятного будущего.

Наиболее вероятного, черт его побери.

Я их помню столько же, сколько внятно помню себя. И они всегда бывают в начале сезонов….

Декабрьские – они холодные, пробирающие до костей тонкими иголками страха, хватающие сзади за плечи, сжимающие горло спазмом. Они всегда такие. Из года в год. Тусклые, мутные.

Сквозь них плохо просматривается настоящая жизнь. Они наплывают, вздергивают, заставляют замирать в страхе. Почти ничего не показывают, только пугают. С ними и через них я бреду спотыкаясь и вздрагивая. Пытаюсь уловить суть, пытаюсь узнать, пытаюсь понять… но нет. Они как будто смеются надо мной. Манят знанием и ждут, когда я решусь все же нырнуть в них. А после погружения они сковывают меня. Охватывают, беснуются, разливая вокруг только страх, тревогу и боль.

Совсем не такие мартовские, нет.

Они налетают теплым ветром среди тающего снега. Пляшут в глазах солнечными зайчиками. Щекочут душу ожиданием чуда, ерошат мысли и приносят с собой созидательную энергию и желание творить. Они яркие, скорые, как «Сапсан», легкие и добрые. Чаще всего они кружат голову калейдоскопом картинок о солнечных днях неизвестных мне людей и животных. Они хорошие, их я жду, жажду, как глоток воды в момент иссушающего зноя. С ними понимаешь, что все будет хорошо. Обязательно… до лета.

Июньские душные, тяжелые, давящие, мистически-тревожащие.

Они больше напоминают о южных августовских ночах. Они приносят пугающие тени с тревожными шорохами. Они темны, они монохромны. Они всегда о горьком, болезненном, опасном. Плохом. Обязательно… От них не спастись. От них не скрыться и не забыть их. Они важны. Очень нужны и очень болезненны. Они – самые главные из всех. Они обязательны к запоминанию, к выполнению. Не о них я когда-то мечтала, но именно их получила. Как награду, как инструмент. Как ключ. Как проклятье.

Последняя годовая серия это сентябрьские «паданцы».

Они, как спелые яблоки румяные, пахучие, блестящие. Смешные, беззаботно кружащиеся, словно листья, сорвавшиеся с ветки. Эти видения несут весть о том, что еще один мой год подходит к концу. Что я еще немного выросла, и могу вновь попробовать прыгнуть выше… Они яркие картинки. Они конкретны. Они о том, что было и о том, что будет. Вот только я все никак не могу научиться их различать.

«сегодня кто-нибудь умрет….»

Я их ненавижу. Эти душные волны страха и бессилия. Они накрывают меня каждое лето. Они топят, они душат, они выворачивают на изнанку.

Я раз за разом перемалываю в кровавую кашу свою душу, свои чувства. Тону в них и выбираюсь на берег настоящего без сил, без мыслей, без желаний.

Они меня ломают. Они очищают. Они закаляют.

Они – мои самые большие страхи.

Они – мое желание и моя награда.

Они – мои вечные кошмары.

Я продираюсь сквозь череду убийственных сцен, леденею от пронзительных звуков и блюю от тошнотворных запахов. Раздираю ногтями ладони в кровь и распарываю зубами губы, в попытках сдержать вопль ужаса. Я прохожу это ежегодно. Раз за разом. Серию за серией. Через боль, страх, кровь.

Для того, чтобы в конце, на излете вихря истинных видений, увидеть мертвое незнакомое лицо.

«я не гадалка и не маг…»

Я отвратительное существо.

Ленивое, трусливое, жалкое.

Я прячусь в своей норе, лелею свои горести и обиды, рыдаю над собственной глупостью и наивностью. Над своим даром-проклятием. Я упиваюсь своей болью. Я дрожу от страха и бессильно причитаю о сбывшемся. О том, что я не успела, что упустила, от чего отвернулась. Я лью слезы над своим персональным кладбищем судеб. Я орошаю слезами пустыню скорби, созданную мной.

И так каждый последний день месяца.

Для того чтобы следующим утром вскочить и помчаться на другой конец города или в далекую заброшенную деревню. Искать того парня из видения, которого вечером пырнут в темной подворотне ножом. Ставить ему пиво-водку, слушать о его загубленной молодости, вытирать его пьяные слезы, а потом волочь до дома, в обход злополучной подворотни. И вот, захлопнув за собой дверь его подъезда, радостно заржать и показать ехидно скалящейся темноте внушительных размеров фигу…

«все очень просто…»

У меня есть моя жизнь.

Мое время.

Мой бред-предназначение и моя работа.

И я её делаю.

Я отрабатываю все картинки, которые в состоянии удержать в памяти. Я летаю пулей по стране, по городам и весям. Я снимаю котят с деревьев и детей с фонарных столбов. Я наливаю бензин восторженным дурочкам ночью на безлюдных проселочных дорогах. Я привожу керосин в глухие села в грозу. Я потрошу свою аптечку для деревенского фельдшера. Я рассказываю тем, кто не может это увидеть, какой он – парад на Красной Площади на девятое мая. Я бегу, я везу, я пою колыбельные, лечу, танцую, слушаю, встречаю и провожаю… Я живу за себя и -дцать поколений своей семьи. А они требовательно и строго смотрят на меня из мерцающей дымки над городом в начале каждого сентября…