Дареное счастье

Дареное счастье

На стене дома, ещё с утра девственно чистой, красовался трафаретный рисунок с изображением головы командора Линн. Таких рисунков в городе в последнее время стало появляться всё больше, но их почти сразу же замалёвывали всякой нецензурщиной. Вот и здесь, чуть ниже узнаваемого профиля, где должна была находиться надпись «Спасительница», кто-то аккуратно, стараясь сохранить оригинальный шрифт, вывел короткое бранное слово, ставя героиню всепланетного масштаба в один ряд с дешёвыми проститутками.

– Вот мрази, – Василий Туманов поморщился, обводя взглядом закутанный в осенние сумерки старый двор. Будто надеялся застать убегающего прочь хулигана. Но стылый ветер гонял пожухлый пергамент листвы, с неба начинало капать, и Василий непроизвольно поёжился. Он не любил осень, когда всё вокруг умирало, и душу начинала потихоньку терзать вселенская тоска.

В квартиру он вошёл по-привычному тихо, стараясь не тревожить домочадцев. Пахло жареной картошкой и чем-то пряным, восточным. С кухни доносилась возня.

– Вась? – окликнула его Марта. Из-за угла показалась её растрёпанная голова. – Привет. Мой руки. Я ужин грею.

– Привет, Мартышка, – Василий повесил куртку, разулся и прошёл к жене. Настроение у него было хуже некуда. – Представляешь, какая-то зараза внизу рисунок командора Линн испохабила. Поймать бы, да башку открутить…

– Вась, руки, – предупредила Марта, косясь взглядом на его чумазые ладони.

– Ах, да, – Василий сдвинул грязную кастрюлю в мойке, включил воду. – Ну почему люди такие неблагодарные сволочи? Ведь она добра всем желала…

– Ага, – усмехнулась жена, кидая ему на плечо полотенце. – Прямо как Шухарт у Стругатских. «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдёт обиженный!» Это ж про неё.

– Она спасла Катюху, и я всегда буду это помнить, – Василий тяжело плюхнулся на стул, взял вилку. Марта поставила перед ним тарелку с румяной картошкой и сверху положила две обжаренные до черноты люля-кебаб. По виду, из дешёвых полуфабрикатов. – Кстати, как Катюха? Спит что ли?

– Только недавно заснула, – Марта перешла на шёпот. – У неё в школе с одноклассниками проблемы. Мне даже пришлось её раньше забрать. Переживает, девочка.

– Что за проблемы? – Василий перестал жевать.

– А ты будто не знаешь?

– Не знаю.

– Ой, да ладно, – уже громче произнесла Марта. – Пока она болела, мы с неё пылинки сдували. Привыкла, что вокруг все бегали. А теперь что? Комнатное растение у нас, а не ребёнок. И каждая зараза пытается её под себя переделать. Да и класс, честно говоря, не совсем благополучный. У многих детей родители до прилёта Линн пили по-чёрному, и когда началась вся эта кутерьма с сумасшествием и самоубийствами…Эй, ты бы сходил разок на собрание, да послушал, о чём они там говорят. Глядишь, дурацких вопросов бы не задавал.

– Я, между прочим, пытаюсь деньги зарабатывать, – насупился Василий. – Ну, какие мне ещё собрания? У меня для этого ты есть. Кстати, к директору ходила? Может, Катюху всё-таки на домашнее обучение?

– Ходила, а что толку? Да и насчёт домашнего не он решает, а психиатр. Видел рекомендации, которые в последний раз нам дали? На той неделе ещё показывала. Социализация, и всё тут. И пофиг им, что одноклассники нашей дочери опыты над первоклашками ставят: то бензином обольют и подожгут, то палец отрежут, а потом смотрят, как наноботы его на место ставят. Это ужас какой-то, – Марта села напротив, пододвинула мужу кетчуп. – И что вырастет из этих детей? Уроды и садисты? Скоро страшно будет на улицу выйти.

Василий нервно пожевал губами, зачем-то скомкал в кулак полотенце. Затем спросил:

– И что, Катюха видела всё это… ну, с пальцем? И ребёнка горящего?

– Надеюсь, что нет, – ответила Марта. – Они после уроков за школой прятались, и их физрук застукал. Но сколько ещё такого будет. И главное, что и по закону-то особо не привлечёшь. Мелкое хулиганство. И всё тут.

– Так, знаешь что, – Василий резко встал, швырнул полотенце на стоявший рядом табурет. – Вот завтра я всё-таки сам схожу в школу. Уж больно хочется посмотреть в глаза этому…директору. Распустил, понимаешь…

Марта устало рассмеялась.

– Ты предсказуем до тошноты, – сказала она, театрально изобразив позыв к рвоте. – Какой это у нас уже круг? Пятый? Или десятый? Я каждую неделю рассказываю тебе школьные страшилки, причём больше половины просто выдумываю. И каждый раз ты клянешься, что отпросишься с работы и всё разрулишь. Но, как оказывается, работа у тебя на первом месте. Ты же деньги зарабатываешь. А я, блин, фигнёй страдаю. И плевать, что каждый раз, заходя в интернет, мне выть от страха хочется. Читаешь посты в соцсетях, а по спине мурашки. И всё ждешь, что кончится вот это самое Чудо, счастье наше дарёное…Там ведь такое порой пишут, что волосы дыбом. Случись что, в новостях ничего не покажут. А интернет… там сразу заговорят… Всё, мол, пробный период окончен, получите обратно ваши проблемы.

Василий снова сел. Попытался накрыть руку жены своей ладонью, но та легонько отстранилась.

– Мартышка, ты зря паникуешь, – проговорил он. – Я сразу сказал, что менеджер социальных сетей – должность нервная и грязная. Ну, не твоё это. Ты слишком впечатлительная.

Кетчуп густой алой лентой нехотя ложился на котлету, и Василий в который раз подумал, что будь это какой-нибудь солидол, машинное масло или клей «Момент», то мог вполне спокойно проглотить такой ужин без опасений. Равно как выпить стакан кислоты. Что там дети со своим природным любопытством, когда у него на работе здоровенные мужики устраивали над собой разные эксперименты не для слабонервных. А утром приходили как ни в чём не бывало, наливали кофе и продолжали болтать. И пофиг, что у одного вчера была глотка перерезана, а второй срал кровью из-за сожранного на обед битого стекла. Новые острые ощущения, когда переступаешь начерченную ещё в раннем детстве черту, за которой инстинкт самосохранения уже не действует. Это адреналиновый взрыв, сродни наркотику. Можешь делать с собой что захочешь, а наноботы быстро всё исправят.