Даже слишком

Стефан заботливый

Аня снова смирно сидит, как кукла, с застывшим в одной точке стеклянным взглядом. Сердце колотится где-то в висках, больно, но она всё равно остаётся на неудобном кожаном диване в чужой квартире. Ане хочется закрыть глаза. Забыться. Представить, что она где-то не здесь.

На низком журнальном столике остывает чашка травяного чая.

Стефан заботливый, даже слишком. Он уже даже не бормочет сожаления. Ей не хочется объяснять.

Стефан неловко протягивает руку к пепельнице на её стороне стола, но передумывает и берёт только зажигалку, будто её одну и хотел. Чиркает колёсиком, не выходит, чиркает дважды. Наконец выдыхает едкий синеватый дым, предварительно отвернувшись, и Аня снова ловит себя на мысли: «Даже слишком».

– Извини, – дежурно говорит она, сама не зная, за что именно просит прощения, и очень надеясь, что и он – тоже.

– Ничего, – так же дежурно отвечает Стефан.

Дым забивается в горло, но просить открыть окно почему-то неудобно. Будто она и так уже слишком о многом его просила. Другой голос, рациональный (тот самый, что убеждал не приходить), утверждает, что ничего плохого в этой просьбе нет, и она с ним соглашается, хоть в этот раз.

Стефан кивает, поднимается, опираясь руками о колени – Аня видит, что он успел снова надеть футболку, – и открывает балконную дверь. Внизу шумят машины и ветер. Наверно, будет дождь: вечер стоит пыльный и жёлтый, несмотря на тёмную зелень за окном. В комнате заметно свежеет, Аня зябко ёжится и вспоминает, что скоро сентябрь. Стефан не отходит от окна и не оборачивается.

Аня в который раз удивляется, какой он всё же высокий, особенно со спины, и чувствует, что должна что-то сказать. Трижды раскрывает пересохшие губы и трижды проглатывает смазанные слова.

– Я, наверно, скоро пойду, – наконец, выдавливает она, не совсем уверенная, расслышал ли он её.

Кажется, нет. Завитки дыма всё так же медленно растворяются в воздухе.

Аня ищет глазами свою сумку, берёт телефон с тёмно-синим чехлом и нажимает кнопку разблокировки.

19:07

Стоит всё же попрощаться нормально. Что именно будет сейчас нормально – желания думать нет. Он докурит, и тогда она просто снова скажет ему, что уходит. Аня тянется к холодному ободку кольца на среднем пальце, привычно крутит его, вправо-влево, считая секунды.

– У тебя зонт есть? – доносится с балкона.

– Нет, – тихо бросает Аня и, облизнув губы, тут же продолжает: – Ничего страшного, тут остановка близко, да и дождь не прямо сейчас...

– Мой в коридоре. Возьми. Заболеешь.

И он окидывает взглядом её тонкую клетчатую рубашку, теперь застёгнутую на все пуговицы. Доверху. Это, наверно, смешит его, потому что он как-то грустно улыбается. От этой улыбки выворачивает наизнанку, и Аня на него не смотрит, а только встаёт, глядя в пол, перекидывает сумку через плечо и осторожно выходит из-за стола. Бросает взгляд на полную чашку, намокшую ниточку от пакетика и опять отворачивается.

Коридор появляется слишком близко. Секунду назад она на деревянных ногах вышла из спальни, а сейчас уже, присев, завязывает у двери кроссовки. Стирает пальцем тёмный след на белой подошве. «Помою дома», – буднично проносится в голове. Стефан держится на приличном расстоянии, не рискуя подходить, пока она не встанет, а когда она наконец поднимается, не глядя всучивает ей зонт.

– Я верну скоро, – обещает она, понятия не имея, когда наступит это самое «скоро» и наступит ли вообще, и сверлит взглядом полку для обуви.

– Оставь себе.

Аня кивает, бормочет «спасибо».

Стефан звенит ключами и открывает дверь. На лестничной клетке холодно и пахнет чем-то жареным. Наверно, котлетами.

Стефан избавляет её от мучительного поиска подходящего слова и молча улыбается, той же неловкой улыбкой, что и тогда, будто чувствуя, что должен как-то её приободрить. Сказать, что всё в порядке, когда на деле ничего не было в порядке.

Стефан заботливый.

Аня спускается, считает ступеньки.

Восемь, одиннадцать, пятнадцать.

Даже слишком.