Итак, Новый 1986 год.
Мама у Митьки была добрая и красивая, только из детского дома. Когда Митьке исполнилось 5 лет, она взяла его за руку и отвела к детям, которые там жили. Митька оглядывал облупившиеся стены, пока мать разговаривала со знакомыми, а из окон глядели десятки лиц, пытаясь понять, заберут ли кого сегодня. Митька тогда плохо понимал, что такое детский дом, а мать отчего-то носила туда конфеты и игрушки, которые и дома не были лишними. Разномастные дети хватали подарки, боясь, что в этот раз им не достанется, а мать плакала каждый раз, возвращаясь домой. Митька немного завидовал детям, ведь они могут вместе играть, да еще и есть сладости, но терпеливо молчал, крепко держась за теплую ладонь, следуя за матерью на остановку.
Папа у Митьки был инженером, он часто пропадал на работе, и у него совершенно не оставалось времени на сына. Не потому, что он его не любил, просто так выходило, что взрослые должны ходить на работу и приносить оттуда деньги. Митька даже в детстве понимал это, и ему не очень хотелось взрослеть, ведь времени на игрушки не хватит.
Игрушек у него было не так много, но каждой он дорожил. Хотелось бы цветик-семицветик, чтобы, как в мультике, нажелать себе кучу вещей, но такого цветка не бывает, мама так говорит.
Но больше всего Митьке не хватало деда. Настоящего с бородой, как у Кольки Семенова. Пусть даже без орденов и медалей, пусть даже без бороды, но такого, кто научит делать скворечники или табуретки, сыграет в шахматы или просто расскажет сказку. Дедам на работу ходить ни к чему, они часто сидят с внуками. Старикам и детям надо держаться вместе. Но мама была из детского дома, а у папы тоже никого не было. И выходило, что Митька страдал за «грехи родителей».
Тогда-то он и повадился к таксофону. Сгребал копейки, найденные дома, и развлекал себя звонками неизвестным людям. Наберешь любые цифры из головы и молчишь, слушая реакцию. А она бывала разной. То нагрубят, то дуют в трубку, думая, что помехи, а то и пожурят. И каждый раз трубка говорила на разные голоса. Аппарат был удивительным и притягательным, потому у Митьки и завелось такое хобби.
Этот Новый год был для Митьки девятым. Он уже был большой и в деда Мороза не верил, потому что остальные бы над ним смеялись, но в тайне писал ему письма и складывал в верхний ящик стола, а они мистическим образом исчезали. А потом появлялись подарки под елкой, да именно те, что Митька и хотел, и нельзя было не верить в такое чудо. Только одного дед Мороз никогда не исполнял: он не дарил Митьке деда, а мать отчего-то становилась еще грустнее обычного и гладила сына по голове.
Наряжать елку было для Митьки праздником. Мать доставала с чердака яркие игрушки, мишуру, гирлянды и пластиковых деда Мороза со Снегурочкой. Они последними занимали место у подножья лесной красавицы, разливающей аромат смолы на общую комнату. Елка устанавливалась в ведро с песком, низ обкладывался ватой, словно снегом. Поначалу на лапы усаживались маленькие домики, в которых горел свет: синий, зеленый, оранжевый, красный. Все зависело от разноцветной пленки, расположенной внутри домика. Если лампочки перегорали, они с матерью заменяли их новыми, и домики вновь светились, вызывая улыбку на лице матери. Вторыми укладывались небольшие разноцветные шишки-святлячки, и елка сияла разномастными огнями.
Потом приходил черед ватный грибов, пластиковых овощей, где пупырчатые огурцы занимали место рядом с фиолетовыми баклажанами, стеклянных шаров и игрушек на прищепках. Эти были самыми любимыми у Митьки. Космонавт, Доктор Айболит и несколько птиц усаживались на самые видные места елки. На макушку водружалась пятиконечная красная звезда, сверкающая от розетки, и королевой смотрела свысока, горделиво расправив лучи. От нее к люстре тянулись нити с флажками, на которых разноцветными буквами было написано «С Новым годом»!
Когда коробка пустела, зеленые иголки золотили и серебрили мишура и дождик. Стены тоже прихорашивались, как и окна, усыпанные бумажными снежинками.
Мать выключала свет, и гирлянды подсвечивали украшения, создавая особый настрой. Пахло мандаринами, хоть их могло и не быть, и на душе становилось радостно, ведь Новый год должен принести счастье. Недаром говорят: С Новым годом! С Новым счастьем!
Митька вышел в морозный четверг и направился по скрипучему снегу к таксофону. В кармане лежали 2 копейки. Этакий ритуал после школы сложился у него за несколько месяцев, если имелись деньги. Закинув между двумя планками монету, он быстро набрал шесть цифр, не задумываясь, и принялся ждать.
- Алло, - ответил мужской немного дребезжащий голос, когда уже Митька собирался повесить трубку. – Кто это? – вопрошал голос по ту сторону провода.
Митька по обыкновению молчал.
- Женя, это ты? – последовал новый вопрос. – Только не вешай трубку, Женя. Я перед тобой так виноват, я знаю, - Митька напрягся, отчего сердце в его груди застучало сильнее обычного. Становилось неловко, будто он подслушивал чей-то разговор.
- Как поживаешь? – продолжение монолога человека в возрасте. По голосу часто можно определить, как выглядит собеседник. И пока звучали слова, перед Митькой возник образ. Старый дедушка с бородой, нет, без бороды, точно без бороды! У него обязательно должны быть очки, ведь все дедушки носят очки. Светлая рубашка, а поверх вязаная жилетка темного цвета, и брюки, такие, как у папы. Ноги в тапочках и, возможно, трость, такая с загнутым концом наверху. Митька продолжал молчать, испытывая стыд, но трубку не клал.
- Молчишь, - старик пожевал губы. – Мог бы и внука в гости привезти, чай, не чужие люди. Как назвали-то? – в его голосе сквозило одиночество.
И тут прозвучал предупредительный сигнал. Глаза Митьки заметались, только не сейчас, он сунул руку в карман, но там было пусто. Сейчас их разъединят, он хотел выкрикнуть свое имя, но стыд сковал горло, и цепь разомкнулась.
Он бежал домой, бормоча заветные цифры, ведь просто обязан позвонить этому дедушке еще раз. Записав на листочке номер, чтобы не забыть, он выудил из кошелька матери 2 копейки и припрятал, намереваясь завтра вновь позвонить.