Дела Семейные

Семя Раздора

Глядя на промокший пейзаж за окном, Руфи заворожённо водила пальцем по стеклу, провожая сползающие капли взглядом.

Она думала.

Пыталась вспомнить хоть одно тёплое воспоминание, связывающее её с младшим братом. Пусть даже единственный приятный миг. Может, тётя Дженни права: не такой уж он и плохой? А ей не стоит сдаваться под натиском отрицательных эмоций? Всё-таки, пятнадцать лет, гормоны бушуют и всё такое…

«Дурацкий Джефри».

За последние лет пять на ум решительно ничего не приходило. Светлого, по крайней мере. Дождь продолжал шуметь, вгоняя всё дальше в воспоминания, всё глубже в прошлое. Кажется, когда ей было десять (а, соответственно, ему семь-восемь) лет, они каждую пятницу собирались у старого телевизора, что в гостиной родного дома, и смотрели какое-то детективное шоу. Наперебой строили догадки, пытаясь угадать, кто окажется злодеем недели, спорили, порою даже немного дрались, но тогда всё это было не всерьёз. А если «дискуссии» заходили слишком далеко, на помощь всегда прибегала мама. Усмиряла спорщиков и давала каждому по конфете — за «великолепную дедукцию».

Хорошее было время. Как же называлась та передача? Да без разницы. Кажется, её давно уж прикрыли. А кроме этого? Она попыталась войти ещё глубже в реку времени, отмотать ещё дальше, вспомнить совсем ранние годы. И здесь поток будто клинком обрубили. Ни-че-го. То есть, ничего такого необычного, яркого, стоящего упоминаний. Просто череда вспыхивающих в голове картинок и фактов. Как говорится: «родился, учился, женился», только пока без последнего. Иными словами, даже не рутина, а…

«Я, конечно, слышала, что годам к двадцати пяти бОльшая часть детских воспоминаний попросту выветривается, теряет свои краски и меркнет, предоставив место в памяти более свежим моментам, но я ведь ещё столько не прожила! Всё это было-то сравнительно недавно, почему же тогда?..»

Из размышлений её вырвал знакомый, приятный голос:

— Может, всё-таки проведёшь эту ночь здесь? Смотри, что на улице творится. Я не смогу себе простить, если по дороге до дома ты заболеешь или, — тётя Дженни взглянула на мелькнувшую за окном молнию. Она вышла из душа, на голове было банное полотенце и пахло от неё свежестью. — Ещё что-нибудь. Оставайся у меня? Телевизор посмотрим…

— Да. Всё равно, честно говоря, я уже подумывала так сделать. После того, что он натворил, видеть этого придурка не могу!

— А что он такого..? — Собеседница осторожно присела рядом, на краешек дивана. Вообще, по паспорту её звали Джаннет, но более наивное, детское, что ли, имя нравилось женщине куда больше. Она осторожно откинула светлый локон, сползший на щёку.

— Прости, я не могу тебе рассказать.

Воспоминания о бездыханном теле Мистера Фрискиса, соседского кота, были ещё слишком свежими. Руфи не могла прокрутить это в голове без укола жалости к несчастному существу… или ненависти к своему родичу. Животное умерло у них на лужайке, возле подъездной дорожки, и, судя по обильным следам на теле, отнюдь не своей смертью. Она обнаружила этот «приятный» сюрприз, вернувшись со школы. Сегодня был последний учебный день перед долгими летними каникулами, короткий, и все классы отпускали пораньше, надавав перед этим заданий и огромных списков на три месяца вперёд. Его забили камнями. Из рогатки.

И мало ли, у кого ещё такая есть, но соседка, пожилая мисс Ватсон, подтвердила, что своими глазами видела, как «этот мерзкий мальчишка» добивает её бедного кота. Она прикрикнула на живодёра и, будучи вне себя, направилась разбираться, вот только «засранец сразу же юркнул в дом», а дверь открывать не стали. «Наверное, никого».

«Но это не так, — одёрнула себя Руфи, — всё это время там был отец».

Однако от истории мы отклонились. А Джеффри, в свою очередь, на вопросы сестры упорно делал вид, что ни о чём таком даже не подозревает. И, чёрт возьми, для своих лет он оказался очень хорошим актёром.

— Но что тебе сделал несчастный кошак?! Ты… ты сам ведь любил его, играл с ним, подкармливал, а после того инцидента с соседской машиной рогатку поклялся использовать только для стрельбы по баночкам! — сквозь ближе и ближе подступающие слёзы спрашивала его сестра.

— Да я понятия не имею, о чём ты! Что ты, что соседка наша… орёте целый день, — проворчал братец, нагло выталкивая её из комнаты. — Занимайся своими делами, а?! Мне ещё в лагерь собираться надо.

И хлопнул дверью прямо перед её носом.

— Главное, — в конце концов добавила Руфь, — что я больше не увижу этого ублюдка минимум до середины лета. Пусть хоть загнётся там в этой своей глуши! Он и сейчас, как пить дать, подкладывает мне кнопки на стулья, плюёт в компот, пачкает ежедневник, или оставляет ещё какой-нибудь прощальный подарочек. Скатертью дорожка! — Надувшись, она сложила руки на груди. — Я вернусь домой завтра. Если вообще вернусь. К тебе ведь не придёт сегодня твой… молодой человек?

— Не придёт. Мы с ним недавно расстались. Какое-то время Дженни молчала, тщательно изучая взглядом свою племянницу.

«Неужели она всегда так к нему относилась? Я этого не замечала… или причиной тому послужила какая-то новая, очень сильная рана, ножом застрявшая в юном сердце раз и навсегда?».

Женщина надолго задумалась, вспоминая свои детские годы.

«Редкие ссоры между братом и сестрой — нормальное дело, но… эту нужно прекратить как можно скорее, пока они не потеряли друг друга раз и навсегда».