Дело на одну трубку

Дело на одну трубку

Человек в испачканном белом маскхалате, петляя и пригибаясь, бежал по заледенелому озеру. До берега ему оставалось всего метров семьдесят, но бежать было непросто. Сапоги предательски проскальзывали по льду, местами проступавшему из-под тонкого снежного покрова. Вчера несколько часов кряду дул сильный ветер. В одной руке человек сжимал мосинскую винтовку, другая была почему-то занята лыжной палкой, совершенно бесполезной в его положении.

Кто-то из бойцов приподнялся в окопе и закричал каркающим, простуженным голосом:

– Палку брось! Брось палку!

– Алку… Алку, – отозвалось эхо, гуляя между зеленых верхушек карельских сосен.

Человек на льду услышал, на мгновение замер, затем неуклюже отшвырнул в сторону винтовку и побежал дальше. Преодолел еще метров пятнадцать. С соседнего берега, откуда-то со скалы раздалось одинокое сухое «туфф-дуфф», и человек некрасиво упал лицом в снег. Быстро, просто, даже не взмахнув руками. Словно кто-то невидимый тюкнул пальцем по костяшке домино. Человек не дотянул до края озера совсем немного. Он лежал так близко, что на его остроконечном суконном шлеме, слетевшем с головы при падении, можно было разглядеть синее пятнышко звезды.

В окопе зло выматерились, несколько раз наугад стрельнули в сторону скалы, а боец, только что кричавший про палку, неуклюже вжался в промерзлую землю.

Через минуту загрохотало. Из-за леса работали тяжелые гаубицы, финны в ответ огрызались минометным огнем. Несколько снарядов взрыли противоположный берег, а два вошли прямо в озеро, поднимая над белоснежным покровом мутные фонтаны из ледяной крошки и тугого ила. Свистели мины. Практически бесшумно среди этой какофонии повалилось несколько деревьев.

А потом все смолкло точно так же внезапно, как и началось. Только вместо трупа у берега теперь чернела полынья с неровными ледяными краями, а рядом с ней лежала чудом уцелевшая богатырка с синей звездой.

Неожиданно зазвенело стекло. По окопу пробирался человек, раздававший «ворошиловские». Антон зажмурился, принял сало и водку из быстрых рук, моментально проглотил безвкусную на морозе жидкость и попытался чуть подольше просмаковать жирное сало, посыпанное крупной солью. В который раз бросил взгляд на развалины хутора, казавшиеся такими недостижимыми.

Поднялись, побежали. Тридцать метров, пятьдесят, сто. Кто-то провалился под лед. Терял согласные звуки политрук, крича откуда-то из-за спин: «А оиу»! Еще один провалился и теперь тщетно хватался за скользкий лед, постепенно уходя под воду. Сто пятьдесят метров. У финнов проснулся пулемет, и все вдруг стало как-то медленнее. Антон добежал до противоположного берега и свалился за продолговатый валун, рядом с ним мешком осел еще один красноармеец.

– Живем!

– Пока живем. Как зовут?

– Антон.

– А я – Шурик.

– Ты какого года, Шурик?

– Девяносто третьего.

– Восемьсот?

– Девятьсот!

– О, наш!

***

Сталин захлопнул книгу, небрежно бросил ее на стол и достал из кармана коробку папирос. Вынул одну, неторопливо размял курку, набил табачным крошевом свою знаменитую трубку. Затем неспешно встал из-за стола и начал говорить.

– Вот мы три месяца и двенадцать дней воевали. Кого, спрашивается, мы победили, товарищи? Говорят, что финнов. Но это не Бог весть какое достижение. Важно понимать, товарищи, что мы победили не только финнов, но и их учителей. Мы победили, товарищи, немецкую оборонительную технику. Мы победили французскую оборонительную технику. И английскую оборонительную технику мы тоже победили.

Сталин обвел глазами присутствующих. Попав под взгляд вождя, уверенно закивал головой Клим Ворошилов.

– Таков итог этой войны. И это большое достижение. Мы победили тактику и стратегию передовых государств Европы. Но, товарищи, нельзя забывать о том, что после первых успехов и наступления у нас обнаружились и неувязки. Неувязки на всех участках. Выяснилось, что не все командование и не все войска приспособились к условиям войны в Финляндии. – Сталин бросил взгляд на Мерецкова, и генерал отвел глаза, инстинктивно прикоснувшись к золотой звезде, полученной три недели назад, словно она была не высшей наградой Советского Союза, а оберегом.

– Давайте, товарищи, разберемся, что помешало нам всем сразу приспособится к этим условиям.

При слове «всем» Мерецков почти слышно выдохнул. Сталин, не обратив на это внимания, продолжал речь.

– Во-первых, некоторые товарищи хвастались, некоторые товарищи бахвалились после Польской кампании, что наша армия непобедима. Создалась психология в войсках – шапками закидаем! Кто-то забыл, что не было в истории непобедимых армий, – Сталин немного повысил голос, – Но в Польше была не война. В Польше прогулка была, а не война!

Присутствующие занервничали, даже Лаврентий Берия аккуратно поправил пенсне. Вождь умел поддерживать напряжение и акцентировать внимание на самых важных моментах. Тяжелыми повторениями слов и целых фраз Сталин давил на слушателей, заставляя улавливать каждую перемену своего настроения.

– А надо помнить слова Ленина. Надо вдолбить их каждому бойцу, каждому командиру. Битые армии, армии, потерпевшие поражение, очень хорошо могут драться потом. И в Финляндию надо было идти на войну, товарищи, а не на военную прогулку. Будем помнить самое важное – философию Ленина, тогда научимся приспосабливаться к любым условиям.

Одобрительный шепот.

–  Во-вторых, командный состав вел эту войну не по новому типу, а по типу гражданской войны. Я скажу, что опыт гражданской войны очень ценен, но этот культ нужно забыть. Нужно перестроиться на новый, современный лад. Гражданская была особая война, не современная. Без артиллерии, авиации, минометов и танков, товарищи. Так, товарищ Буденный?