Дело семейное

Дело семейное

Они были вместе ещё со школы, после уроков спускались с крыльца, робко и всего на несколько секунд взявшись за руки, или сидели вместе под цветущей черёмухой. В солнечных бликах и тени, среди белых лепестков они казались друг другу прекрасней всех - само воплощение юности, как и эта черёмуха, как и этот тёплый май.

А потом они пошли в один институт, на один факультет. Так очень редко бывает, их можно было назвать счастливцами, потому что они мечтали об одном и том же. В мастеркой, пахнущей красками, они молчали среди золотой пыли, и это молчание было содержательнее любого их разговора.

После выпуска они поженились, и свадьба была среди цветущих черёмух и кустов сирени.  Свадьба была не шумной, с минимальным количеством алкоголя и ссорящихся родственников, а невеста была ненакрашенной, с простой косой и незатейливым платьем, но так уж получилось, что она выглядела лучше модели. Или то была магия весны и влюблённого юноши,

Переехали они в маленькую квартирку, окно которой выходило на черёмуху. Да, это её они пронесли через всю жизнь. Квартира была на последнем этаже, летом в ней было прохладно, а зимой тепло, и можно было летними ночами стоять на балконе, облокотившись об ограду, и смотреть на перламутровое небо.

Прошло несколько лет их тихой жизни, без ссор и страсти. Они были похожи на пожилую пару. Со стороны казалось, что их любовь крепче смерти. 

Любовь увенчалась маленькой жизнью. Планировали они долго и тщательно, закупаясь одеждой и прочими принадлежностями, читая об этом материалы, проверяясь у врачей. Ребенок оказался мальчиком. Причем черноглазым мальчиком с трогательными кудряшками.

Он рос быстро и был весёлым, неугомонным и вечно доставляющим неприятности. Он внёс в спокойную и размеренную жизнь супругов искринку, и теперь квартира всё время была наполнена шумом, криками, вознёй и звуками из детских мультиков.

И вот, ему 4 года, он румянощёкий, улыбчивый и до безобразия милый, семья проводит вместе уютные вечера, отец спешит с работы домой, а мать едва успевает днём за ним следить.

И казалось, что так будет всегда, жизнь невыносимо прекрасна, и вечность не так уж и абстрактна. 

Но кое-что случиллось. И это случилось воскресным днём, когда мать говорила по телефону, отец оставил кружку горячего чая и отошел в ванную. Ребёнок прибежал на кухню. Всё произошло как в замедленной съемке, только этого никто не видел, потому что супруги были слишком заняты своими делами. Отец вслушивался в шум открытого крана, мать - в болтовню подруги. Оба они не знали, что именно в этот момент за стеной происходит трагедия. Плесь - ребёнок в липком кипятке, разрывает лёгкие в вопле агонии. Мать и отец в одновременном порыве спешат на кухню. Отец набирает номер скорой помощи, а мать суёт ребёнка под холодную воду. Оба не кричат, не плачут, а всё потому что их чувства вытеснил тупой первобытный ужас.

Скорая приехала быстро, но тогда всем троим показалось, что время тянулось медленно и мучительно, как расплавленный сыр. Минуты растянулись в часы мучительного ожидания. Обмягшее тело в дрожащих руках матери. Сдавленный хрип. Руки отца, теребящие край рубашки. Плеск воды из крана. Тикание часов.

И сирена, долгожданная сирена. И поездка. И ругань фельдшеров. И запах медикаментов. И яркий свет.

Вход в больницу. Запах медикаментов. Белые коридоры. Несущаяся на всех парах тележка. Топот каблуков. Прикосновение свежевыстиранного халата. Реанимационный отдел. Захлопнувшиеся перед носом двери. Писк аппаратов. Треск дефибриллятора. Опять мучительное ожидание.

Не спасли. Не удалось. Страшные слова, произнесённые врачами. Родители не были шокированны. До них ещё должна была дойти эта новость. Они должны её разжевать, переварить.

Они поехали домой. Вошли в пустую квартиру. Поняли, что остались наедине с этим горем, с липкой, как разлитый на полу чай, смертью. И тогда до них дошло. И тогда их словно накрыло волной и сбило с ног. Сначала был шок. Потом горечь. Мать убежала в ванную, включила воду и долго плакала, а отец вышел на балкон и курил без остановки, пока от дыма не начали слезиться глаза. А может, и не от дыма.

Вечером горечь ушла, оставив место ярости. Они хотели найти виноватых - и нашли. Врачей, которые не смогли спасти ребёнка. Производителей чайников. Производителей столов. В конце концов, друг друга. Мать злилась на отца за то, что тот поставил кружку с кипятком на край стола. Отец злился на мать за то, что она ушла в комнату болтать по телефону. Они сначала кричали, потом вопили, потом кидались друг в друга разными предметами, потом подрались и разошлись злые-злые. Злые на весь мир, друг на друга и врежде всего на самих себя.

Смерть ребёнка - это всегда страшно. Когда родитель хоронит ребенка, это всегда больно. Маленький человек, маленькая смерть, маленькое тельце и маленький гроб. Это всегда кажется неправильным. Так не должно быть. Так не бывает.

Похороны были тихими, как и свадьба. И все присутствующие понимали, что хоронят не только ребенка, но и любовь молодой пары.

После похорон они долго сидели на могиле. Ребенок с фотографии смотрел на них пронзительными чёрными глазами и чуть улыбался. Оба родителя отчетливо помнили его смех, топот маленьких ножек, и поэтому всё это было невыносимо, настолько невыносимо, что хотелось кого-нибудь разодрать на кусочки, но только вот кого? Разодрать-то некого. Разве что, самих себя.

Они стояли на его могиле. Это был последний раз, когда они вдвоём. Последний раз, когда они думают хором. Момент последнего единства. Тогда им обоим было понятно, что они больше не заведут детей. по крайней мере общих. Светило солнце, вопреки законам драмы, пели птички,  Пахло сиренью, розами и гвоздикой. Ветер был тёплым. А под цветущей землёй лежало маленькое тельце и агонизирующая любовь.

Любовь умирала долго. Вечера стали тихими и напряженными. Вечером возвращающегося с работы мужа ждала гнетущая тишина. Она ждала его и утром, когда он просыпался и шел на кухню завтракать. А жену всюду поджидали крохотные напоминания о когда-то теплившейся жизни здесь. В конце концов двое выбросили всё, что напоминало им о ребёнке. Муж не хотел возвращаться домой с работы, вместо этого он шёл в бар и напивался там до одурманенного состояния. Мать целый день сидела перед телевизором, уставившись в мерцающий экран. Супруги теперь разговаривали только по делу. Сначала они пытались болтать, как раньше, но диалоги выходили высосанными из пальца и наполненными долгими и мучительными паузами.