Демон в храме

Часть 1. Глава 1. Надгробие

Соавтор — Нана Баби

«Это был акт чистой любви. Постыдное, болезненное удовольствие
смешивалось с чувством вины и так заглушало печаль и чувство потери»,
— мальчик, мечтавший стать улиткой.

Стрекотали цикады, растворяя свой скрипучий голос в душной жаре.

Мальчишка, которому только исполнилось восемнадцать, был совсем один посреди пустоты, выжженной солнцем травы и раскалённых каменных плит. Но для него, для Ниши, место отнюдь не было пустым: перед подростком красовалась надгробная плита — большая, из чёрного мрамора. Может, она единственная в этом жарком пекле была холодной.

«Таданобу», — красовалась фамилия на надгробии.

Ниши достал из кармана старенькую розовую зубную щётку. Он провёл по её ручке большим пальцем, будто гладя, словно это был какой-то ценный предмет. Он выдохнул и уставился на могилу. Опустив руки вниз, он начал свой «кощунственный» ритуал.

Остальные надгробия, словно пламя, душили его горячим воздухом. Но так ему становилось даже легче. Из десятка могил вокруг него жутко возвышались такие же раскалённые, как и надгробия, железные штыри. Они расплывались в горячем воздухе, двоясь и троясь. На лице мальчишки проступил пот.

Что подумали бы люди, увидев эти протыкающие и землю и небо чёрные штыри? Что почувствовали бы, если бы узнали, что эти штыри заходили так глубоко под землю, что, пропуская жар через траву и почву, они, минуя преграды, впивались в плоть до этого спокойно спящих тут стариков, мужчин и женщин? Эти мысли в его голове потонули в жаре — они больше не вернутся к нему. Мальчишка знал об этом.

Ниши выдохнул и взглянул наверх, в небо. Затем на кроны деревьев и зелёные листья; на насекомых, что спрятались в тени.

Високосный год пожирал всё солнцем. Четыре года Ниши алчно ждал этого момента. Нет, даже пять. С того самого дня, когда он ехал на своём старом велосипеде так быстро, что до крови стёр о твёрдый руль влажную от пота кожу на руках.

***

Было очень жарко. Очень необычно для апреля даже в Японии. Тринадцатилетний Ниши стоял у прилавка маленького магазинчика одежды, который находился у здания его школы. Мальчик достал из кармана кошелёк, полный монет и мелких купюр.

— Это, пожалуйста, — произнёс мальчик, указав на маленькую игрушку-брелок в виде чёрно-белого кота.

Продавщица отсчитала каждую монетку — сумма была точь-в-точь, какая нужно.

— Держите, юный покупатель, — милым голосом произнесла продавщица и протянула мальчику вещицу.
— А можете упаковать? — попросил мальчик с серьёзным лицом и протянул женщине маленькую купюру. — Если этого хватит...
— А, так это подарок, — улыбнулась девушка.

Ниши, несмотря на улыбку продавщицы, молчал и не обращал внимание на её восторженные чувства. Он лишь поглядывал на свой велосипед, который был пристёгнут снаружи.
— Держите, — произнесла девушка, упаковав брелок в маленький блестящий пакетик.
— Спасибо, — поклонился мальчик, и, положив кошелёк в портфель, вышел из прохлады магазинчика на залитую солнцем улицу, в жару. Колокольчик на двери прощально звякнул.

Внутри Ниши от чего-то всё похолодело. Солнце палило его кожу, но внутри его до тошноты пробирала дрожь. Зазвонил телефон.
— Ниши. Ты у Таданобу-сан? — прозвучал в трубке голос его приёмного отца, Изаму, которого Ниши всегда больше считал братом, хоть тот и был старше его на пятнадцать лет.

— Нет. Я только собрался ехать. А что?

— Да...ничего.

— Что такое? - спросил Ниши вдруг более настойчиво, даже резко. Совсем не так, как следует обращаться к старшему.

— Ничего. Просто проверь, выключена ли у неё плита. Мы утром, перед выходом, собирались поесть торт, но мне позвонили с работы. Торт в холодильнике, кстати. Поешьте его с чаем.

— А Таданобу-сан? Она не отвечает?

— Да не суетись ты, наверное, я выключил её, — одёрнул его Изаму. — Я просто в другом городе, далеко от Аманохары, вот и звоню тебе, чтобы на всякий случай ты проверил...

Ниши положил трубку. Закинув всё в портфель, он сел на велосипед и поехал.

От жары расплывалось в глазах, но он жал на педали, что было мочи. Как мог стремительно одной рукой он жал на кнопки телефона, но большой палец вечно соскальзывал.

«В настоящее время абонент не может ответить на ваш звонок. Перезвоните, пожалуйста, позднее».

Всё вокруг мелькало, но он будто стоял на месте — в духоте не чувствовалось и ветерка. Пот катился по его спине и рукам. Опять и опять вежливый голос из трубки оповещал, что абонент не может ответить на звонок. Он нажимал на педали ещё сильнее.

«Она ведь не открывает окна в жару» - пронеслось внутри у мальчика, словно кто-то другой нашептал это ему на ухо. Перед глазами мелькали деревья и бесконечная серая дорога. Свет слепил ему лицо. Эта дорога, которой он ездил по выходным из суетного города, где учился, к Таданобу в маленький городок по имени Аманохара теперь казалась бесконечной. Она будто желала остановить Ниши и похоронить его вместе с велосипедом в расплавленном асфальте. Стрекотание цикад застыло в его ушах, будто он и не отдаляется ни от поля, мимо которого уже проехал, ни от придорожного храма. Только длинная трава, что хлестала по его лодыжкам, напоминала ему, как он быстро едет.

Телефон всё издавал длинные гудки, сменяющиеся голосом диктора. Руки, мокрые от пота, пахли железом. Ропот цикад становился всё громче и громче, но ничего, кроме них, вокруг больше не издавало ни звука.

Когда Ниши приехал, и открыл дверь, кот вывалился наружу, словно игрушечный. Женщина лежала на кровати, укрывшись лёгким одеялом, не шевелилась. В воздухе пахло газом.

Приёмному отцу Ниши так и не позвонил. Он остался там. У Таданобу.

Вскоре их нашли. Изаму был сыном покойного мужа Таданобу. Он был ненамного младше её, но любил, как старшую сестру. Поэтому, не услышав ответа от приёмного сына, тут же собрался и прибыл в дом Таданобу уже ночью. Он с трудом отодрал подростка от трупа женщины. Ниши сопротивлялся, кричал на Изаму, отбросил его в угол, глядя на приёмного отца так, словно убил бы без колебаний. Мальчишка был непреклонен, безутешен и, казалось, потерял рассудок от горя. Он никогда не кричал раньше, но в этот день сорвал голос, выплёвывая обвинения и слова ненависти. Он сторожил труп Таданобу, словно злой пёс на цепи.