Misericordia
ДЕНЬ
День получился суматошный. Отстояв очередь в Сбербанке, Людмила сразу свернула в соседний «мясной-овощной», и едва доперла приятную тяжесть до машины. Коротенький синий Пежо вспомнил свой до сих пор не выплаченный кредит, и грустно вздохнул выхлопной трубой. А теперь надо нестись в службу судебных приставов и разбираться с загадочным штрафом за парковку в неположенном месте (хотя там был знак, черт побери!). Может надо в суд подавать, оспаривать, но ни сил, ни времени нет. Проще заплатить…
…Включив дворники и уворачиваясь от грузовиков, Людмила подкатила к службе и отмучилась еще в одной толпе, и с легким, но уже скрипучим сердцем плюхнулась в машину, спасаясь от весеннего дождя, плюющего с перерывами уже третий день.
А еще надо ехать туда… Там, в маленькой роще, по Щелковскому шоссе, стоит этот пансионат… Да, 30 тысяч в месяц, но… Она и муж были к этому готовы. Он тоже хотел сегодня поехать, но срочно вызвали в контору – что-то полетело в программе, а он, как-никак, сисадмин… Ладно, фрукты есть, пирожные тоже в багажнике, хотя врачи говорят, что ему нельзя. Разве только совсем чуть-чуть.
…Дорога среди леса всегда немного бередит и как-то неуловимо пугает – что там за поворотом? За теми соснами?... Но вот и ворота, охранник с водочным лицом. Сытая немецкая овчарка развалилась на лужайке. Для порядка гавкнула и отвернулась.
…Все чисто, даже можно сказать – вылизано. Вазы с цветами, кофейные автоматы, бахилы… И вот дверь, № 7.
…Как всегда он увидел ее не сразу. Смотрел в окно. Там покачивались лапы голубых елей, дворник-таджик мел терракотовую брусчатку, по подоконнику прыгала какая-то лесная птичка. Воробьев тут не водилось.
– Папа?
Но затылок не двигался. Только чуть дрожала кисть руки. В ней, между пальцев осталась ложка – недавно было обед. Нянечка еще не убрала посуду.
– Папа? – Людмила сложила пакеты на пол. Отец повернулся. Глаза бледно-серые. Долго смотрел на нее. Искал в ее лице что-то знакомое, но явно не находил.
– Это я, папа… – она подошла и поцеловала его в лоб. Он наконец улыбнулся – криво, одной стороной рта. Инсульт есть инсульт. Два года уже прошло, но такое остается навсегда…
– Людочка, извини, я задумался. Только ты отошла, а я и закемарил.
Она не стала объяснять, что они не виделись уже неделю. Надо, надо бы чаще заезжать, но никак не получается. И работы невпроворот, и дети… Он очень хочет их видеть, но Люда перестала их возить сюда. Они потом такие испуганные, тихие…
– Пап, я тут киви тебе привезла, ты просил, – она стала выкладывать на тумбочку дары природы, пирожные, и чуть не уронила «ессентуки». Врачи сказали, что № 4 ему в самый раз. Она забрала у него ложку и положила в недоеденный суп.
– А как там Илья? – он повернулся в кровати и уже прямо и чуть тревожно смотрел на нее, – как там его компьютеры?
Порадовавшись, что он помнит такие «не-его» слова, она вздохнула:
– Да ничего, нормально вроде. Хотел сегодня приехать, да с работы не пустили – он там очень нужен, – она улыбнулась как смогла.
– А-а-а… А у нас тут сегодня событие было. Наш Ахмед тележку с мусором перевернул. Ну и грохот был!
Люда это помнила. Это случилось при ней. Только неделю назад. Она уселась на кровать и погладила папу по плечу.
– Пап, мне врач сказал, что тебе еще надо понаблюдаться у них, чтобы ты у меня совсем молодцом был. Может еще пару месяцев…
Он опять улыбнулся, но как будто затуманился. Провел ладонью по щетине и снова посмотрел в окно. Сейчас там уже ничего не происходило. Птичка куда-то улетела.
Помолчали. Все-таки счастье, что нашлись деньги на пансионат. Людмиле довелось побывать в муниципальном доме престарелых, и у нее до сих пор висели в памяти вздувшийся линолеум, стойкий запах мочи и жидкая каша в тарелках с трещинами. Папа что-то сказал…
– Что?
– Я… это… тут у всех спрашивал… Люд, а мама где? Давно она не приходила…
Она привыкла к этому вопросу, и как всегда ответила:
– Она в командировку уехала. Надолго. Сказала – на месяц, не меньше.
Кстати, не забыть бы, на Троекуровское съездить. Снег давно сошел, надо там прибраться, подмести, цветы положить…
– Пап, а ты хоть телевизор-то смотришь с остальными? Я сейчас там проходила, такая компания большая сидит.
Он неожиданно хитро на нее посмотрел:
– Нет уж, не надо мне. Там всё тетки пристают, с разговорами лезут. Одна Валентина чего стоит – и то ей интересно, и это. И всё ко мне…
Люда улыбнулась:
– Значит понравился. Ты уж ее не обижай, она ведь как ты, одна в палате сидит.
– Ладно, после ужина пойду. И так давно новостей не слушал… Люд, что там в мире-то?
– Да все как обычно, пап. Война. На Украине, в Сирии. В США нового президента выбрали…
– Ну и Бог с ними… – он посмотрел на молитвослов, лежавший у подушки, и едва заметно нахмурился, – А ты мне киви привезла? Помнишь, я говорил… Понравились они мне…
– Вот они, пап, на столике. Хочешь почищу?
– Спасибо, Люд, я сам, потом… Ладно, ты иди, дел небось еще много, – он прямо и ясно посмотрел на нее.
Она поднялась не сразу. Что-то вспоминалось, но с трудом. Вспомнила.
– Пап, тут Иришка тебе подарок прислала, – она порылась в сумке и извлекла сложенный вчетверо листок. Развернула и отдала.
Он рассматривал рисунок, сделанный старательной четырехлетней внучкой, где, взявшись друг за друга акварельными руками стояли она, мама, папа, брат, и он – дедушка. Его лысина и остатки седых волос особенно удались…
…Люда выкрутила руль и снова подкатила к воротам. Овчарка на этот раз даже не стала гавкать. Так, только покосилась сонным глазом. Закат случился минут пять назад, плеснув оранжевыми волнами по добротным стеклопакетам пансионата. Завязались сумерки, и пока они совсем не затопили глаза, надо было успеть вывернуть из леса на лишенное памяти шоссе…
Отредактировано: 16.03.2022