День Матери

День Матери

Зима в этом году стала рано. Уже к концу ноября ударили морозы и выпал снег,  укутывая деревья и застилая замерзшую грязь по обочинам дорог белым покрывалом, на радость детишкам, вовсю катавшимся на санках и ватрушках  с горок.  Да и взрослые, которым уже порядком надоела грязная и серая осень, поневоле бодрились, глядя на полусказочные зимние пейзажи. Хорошо! И лишь дворники, не успевашие убирать  снег, да посыпать песком скользкие дорожки, были  недовольны-слишком много работы привалило, так что приходилось разгребать сугробы прямо под ногами у снующих прохожих.

 В толпе прохожих, задумавшись, брела немолодая женщина. Она  шла к сыну, как делала это  регулярно уже несколько лет, так что пойти по знакомому пути могла бы и с закрытыми глазами. Да и идти совсем немного осталось: поворот, пройти прямо, еще поворот... А вот и он: смотрит серьезно, чуть нахмурившись, тонкие губы сжаты.

-Ну, здравствуй, сынок, – остановилась она, разглядывая его лицо.  Совсем мужчина, хоть еще и мальчишка. Мальчишка...

  Маленький ребенок старательно и важно вышагивает рядом с ней, держась за два пальца. Вот увидал кошку, перебегавшую дорогу, показал пальчиком : «Ксь!», поднял на маму счастливые темные глазенки, смешно наморщил нос и улыбнулся.

-Киса, милый, по своим делам торопится, – ласково проговорила та и поправила ему шапочку.

 Вот семилетний паренек задумчиво разглядывет лужу на дороге. И что там такое углядел?

-Ты что там разглядываешь? – не выдерживает мать-Пойдем уже, лужа, как лужа.

-Нет, ты посмотри, как там небо отражается! – замотал он головой.

   Юноша пятнадцати лет хмурится и говорит ей, что не хочет больше ходить на занятия по боксу:

-Там людей бить надо, а мне не нравится!

  А потом было окончание школы, работа, чтобы помочь ей, и, почти сразу, повестка в армию. В армию он тоже не очень хотел, но и бегать от военкомата считал постыдным. Мать его, правда, отговаривала:

-Ну куда ты пойдешь? А если в Чечню пошлют? А случится что?!

-Мам, ну ведь случиться-то может где угодно! Машина,вон, собьет  у самого порога, и ходить никуда не надо!- осторожно обнял мать-Ты не переживай так, все будет хорошо. Я вернусь...

 И ушел. Его, и впрямь, послали на Кавказ. Как же она тогда переживала! А однажды ей пришла сухая, подлая телеграмма: «Ваш сын дезертировал...» Строчки поплыли перед глазами... Как?  Нет, не может быть! Это не правда, только не сын. Не в его характере.

  Потом была милиция, которая искала «дезертира». Конечно, не нашла. А, вот, для нее это стало последней каплей-собралась и рванула в Чечню-посмотреть в глаза тем, кто записал ее ребенка в трусы и предатели.

 Тогда, когда она впервые оказалась в горах перед воротами  воиской части, где пропал  сын, землю тоже устилал снег. Не столько, правда, сколько здесь, намного меньше... В части перед ней извинились, сославшись на неразбериху. Оказалось, ее сын в плену.

 Снегопад, зарядивший с утра, внезапно кончился, подул ветер,  разорвав тяжелые серые тучи, и оттуда, словно в окошко, выглянуло солнце, отразившись в могильном памятнике. Женщина вздохнула,  и осторожно погладила фотографию сына. Знала бы тогда, как его искать, может, и удалось бы вызволить живым.

 Но тогда, выслушав на КПП речь какого-то полковника о том, что ребята в плену, и их должны вызволить, она растерялась.

-Езжайте домой. В Москве есть комиссия по розыску военопленных-вот туда и обращайтесь-дверь КПП захлопнулась, оставив мать один а один с собственной бедой. Никто не предложил тогда ей помощи, да что там, даже не объяснили как искать самой. Только отбрехались и все. И навалилось отчаянье.  Москве ей тоже не помогли-никому, на деле, это оказалось не нужно,  тогда и решила искать сама.

  Так и начались ее девять страшных месяцев-девять кругов ада. Она сама ходила по Чечне, заходила в деревни, умоляла помочь, говорила, что сын ее-совсем ребенок, пропал. На глаза наворачивались слезы-от усталости, отчаяния и боли. А ее в ответ водили  к разрушенным домам и говорили, мол, вот, что ваши здесь натворили. Почему, Господи Боже, она должна была отвечать за политику того, кто нимало не заботился о стране, продавая ее интересы? И это, ведь, в лучшем случае, а то и встречали палками... Что ж, у каждой стороны на той войне была своя правда, вот только ИХ правду-тех, кто  украл ее сына, мать понимать и принимать не хотела. Многое перевидала тогда:   и изможденных парней, вызволенных, выкупленных, обменянных из плена, к которым бросалась с фотографией сына: не видали где? Она, ведь, была не одинока: сколько  матерей тогда искали своих детей,  ходя на поклон к влиятельным боевикам, снося побои, оскобления и угрозы... Большиству не везло-рано или поздно, их убивали, чтобы больше не надоедали...    

    Могли убить и ее, но –посчастливилось, если можно так сказать.  Хотя  тогда сходила с ума от отчаяния, думая, что хуже быть не может. Надежда увидеть сына живым таяла с каждым днем, а поиски были безрезультатны.  Наконец, в очередной раз показав какому-то боевику фотографию сына и предложив денег, без которх здесь ее бы никто не услышал, она вышла на полевого командира, у которого было тело ее сына... Семнадцать раз она ходила к нему, прося отдать останки, и каждый раз как последний, не зная, убьют, или нет. И каждый раз бандит выдвигал все новые условия выдачи. Это потом она узнала, что тела были обезображены настолько, что боевики не хотели показывать их представителям ОБСЕ. Наконец, показали ей участок на минном поле и предложили найти самой. Никогда, наверное, уже не забыть, как раскапывала под проливным дождем землю, и увидела, что блесул в свете фар ЕГО крестик. Тот самый, что сын носил, не снимая, с детства. Его обезглавили, как потом оказалось, в день  рождения...