Всякий раз, просыпаясь в холодной комнате, Матвей бросал сонливый взгляд в сторону окна и видел там полярную сову. Её жёлтые глаза широким кольцом обрамляли чёрные зрачки, в которых отражался свет нового полярного дня. С мистической вкрадчивостью, свойственной лишь человеку, она наблюдала за собирателем, напоминая загадочного духа, обретшего плоть. Так длилось обыкновенно не дольше минуты, пока птица не расправляла свои большие крылья, громко ухала и улетала прочь, оставив после себя лишь горстки пуха.
Матвей осторожно убрал со своего живота Машину руку и потянулся к ваттбраслету на тумбочке. Проверил время — ровно пять утра. Две недели прошло с тех пор, как эта странная сова стала садиться на подоконник и своим уханьем будить его в одно и то же время, ровно в пять. Неделю назад ему это надоело, и он решил перебраться в другую комнату, но мерзавка нашла его и там, не опоздав ни на минуту.
Он тяжело выдохнул, слегка прижал к себе Машу, почувствовав приятное тепло её груди, и попытался заснуть. Но стоило векам сомкнуться, как в голову сразу вторглись отрывки из прерванного совой сна. Мозг словно проектор стал выводить картинки увиденного кошмара, и на попытке заснуть Матвей поставил крест.
«Плевать, всё равно режим давно сбил», — попытался он себя утешить.
Собиратель осторожно вылез из-под шерстяного одеяла и почувствовал, как голое тело стал покусывать дующий из окна сквозняк. Он поскорее оделся, закрепил ремешками на запястье ваттбраслет и поцеловал Машу, искренне позавидовав её крепкому сну. Выйдя в коридор, он старался мягче ступать по скрипучему полу, пока не достиг лестницы и наконец перестал себя утруждать быть тихим.
С тех пор как сова стала навещать его, каждое утро превратилось в повторяющуюся рутину. Пока друзья и весь остальной Лонгйир досыпали, он шёл к каменистому берегу и наблюдал за утренними водами фьорда. Здесь он поудобнее усаживался на булыжник и отпивал воды из фляги, смачивая высохшее за ночь горло. Взглядом он пытался отыскать белое пятно среди поросших мхом скал, надеясь разглядеть в нём нарушителя его сна. Сова, будь она духом или всего-навсего птицей, отдавала беспокойством в сердце.
Матвей коснулся конца шарфа, снял его. Шерсть потрепалась, испачкалась, а в самой середине зияла дыра, куда смог пролезть указательный палец.
Он вспомнил Валерию Анатольевну, её измученный горем взгляд, и ему вновь сделалось паршиво.
— Так и знал, что найду тебя здесь.
Матвей обернулся и увидел Лейгура. Исландец сменил гардероб, променяв свою старую кожаную куртку капитана на парку из тёплой ткани, под которой виднелся бежевый шерстяной свитер. Брюки кожаные, вероятно из китовой кожи. А вот ботинки остались прежние, громоздкие, с толстой подошвой.
Матвей приветливо кивнул ему и вновь всмотрелся в медленно пробуждающийся залив.
Лейгур присел рядом.
— Опять та сова?
— Угу, — послышался усталый ответ. Он облизал губы, набираясь храбрости произнести то, во что не хотел верить до последнего: — Думаю, она мне мерещится. Маша ни разу не просыпалась из-за неё, а шумит эта сова порядочно. Да и происходить это ровно в одно и то же время каждый день ну никак не может. Я и Эрика спросил, мол, водятся ли у них на Шпицбергене совы? Он ответил, будто они на архипелаге явление редкое и их не видели уже многие годы. Короче, я, наверное, умом тронулся, и это меня беспокоит.
— Она кричит? Сова?
— Ну, можно сказать и так.
Матвей заметил, как исландец опустил голову и поджал губы, словно сдерживаясь заговорить.
— Ну говори уж, — сказал собиратель.
— Есть такое поверье, будто совиный крик считается предзнаменованием смерти и несчастья.
Собирателю хотелось рассмеяться.
— А другие верят, — продолжал исландец, — будто она символ жизни и процветания. — Второй вариант сейчас был бы кстати. Но пока что больше верится в первое.
Они немного помолчали.
— А ты чего не спишь? — спросил Матвей и зябко поёжился. — Собираюсь отправиться в Пирамиду. — Это то самое поселение на востоке?
Лейгур кивнул.
— Зачем? — спросил Матвей.
— Вчера из разговора с местными узнал, что тамошних собираются эвакуировать сюда, в Лонгйир. Говорят, у них там вышел из строя последний ветряк, а починить его без тех самых запчастей, о которых упоминал Эрик, невозможно. Если я правильно понял по-норвежски, там человек сто живёт, может больше. Нужно будет перевести не только людей, но и весь их скарб.
Рука исландца коснулась его ладони, сжимающей шарф.
— Я, собственно, тебя поэтому и искал, компанию составить не хочешь? — предложил он.
— Даже не знаю.
— Две недели прошло, Матвей. Хандра время не ускорит, как и беготня за совами. Тебе нужно отвлечься. Да и поблагодарить местных за гостеприимство надо бы делом, а не одними словами.
Ничего не сказав более, Лейгур направился обратно к гостинице. Матвей проводил его взглядом и поразмышлял над предложением исландца. Собравшись с силами, он набросил на шею шарф, поднялся с булыжника и нагнал друга.
— Ладно, так и быть, я с тобой.