Девочка с кошкой

Глава 1

Я стояла как приличествует благовоспитанной Fräulein, слегка опустив голову и потупив глаза, сложив руки на животе чуть ниже пупка – правая ладошка прикрывает левую. Рядом топталась Барбел, изображавшая мою суетливую тётушку в такой далёкой степени родства, что и не сосчитаешь, а за спиной парил дух покойной княгини, приходящейся моему новому телу много раз прабабкой и бубнившей прямо в мозг:

– Напрасно мы сюда приехали. Надо было другой план возвращения титула и замка придумать. Ничего хорошего для меня здесь не будет. Обрызгают святой водой, перекрестят серебряным символом веры и отправят в послесмертие. Не дождусь я внуков, – и носиком так «хлюп-хлюп».

Вот как она умудряется вздыхать, не имея лёгких, изображать слёзы, не имея слёзных протоков? Ничего физического в ней нет – одна эктоплазма, но может же. Гениальная актриса!

– И как вам удалось получить рекомендательное письмо от самого короля? – отложив лист, изукрашенный вензелями и печатями, спросила мать-настоятельница, снимая очки в тонкой золотой оправе.

Редкая и крайне дорогая вещица, нужно сказать. Мало кто может себе позволить сей артефакт. Хоть и без магического вливания, но жители этого мира относятся к оптике благоговейно. Ещё бы! Смотришь в трубу и видишь далёкие предметы словно рядом они, надеваешь на нос кругляши стеклянные – и картина, только что расплывавшаяся перед глазами, становится чёткой и ясной.

Как я поняла, в Циналии изготовлением оптики никто не занимался, а везли бесценные вещицы с каких-то южных островов.

Пока я с интересом рассматривала очки монахини и размышляла о том, что стекловарение очень даже прибыльное дело и стоит взять это на заметку, Барбел расшаркивалась в многословных объяснениях:

– Девочка моя два года назад полной сиротой осталась. Родители-то её со старшими детьми в гости ездили к соседям-баронам, а когда назад возвращались, мост обрушился – ливни в ту пору были сильные, если помните, сваи и подмыло. Карета перевернулась в бурный поток, унесший жизни четырёх человек разом. Там ещё какие-то слуги были, возница, лакеи на запятках, но кто их считать будет? Веруша приболела тогда, и её дома оставили, так и смогла живой остаться. Жива-то жива, да только мала больно земли наследовать. Герцог назначил ей опекунскую семью. Ну чтобы леди женским премудростям обучала, а лорд бы за хозяйством приглядывал. Только кому чужие дети нужны, когда свои есть? Уж не знаю, что задумали эти опекуны, только жила Верена в собственном доме как последняя подёнщица, выполняя самую грязную и тяжёлую работу. Поверите, матушка, за два года ни одной новой вещицей девочку не порадовали: из платьев выросла, башмачки стоптала. Хорошо я, проезжая мимо, решила навестить сиротку. Как увидела её бедственное положение, так едва чувств не лишилась. Наследница древнего рода, хозяйка бескрайних полей – хуже Золушки из сказки. Чуть не тайком вывезла девочку из замка и прямиком поехала ко двору, благо что Государь вернулся в столицу из летней резиденции. Хотела броситься в ноги и вымолить для сироты лучшую долю. Но кто меня пустит, когда там очередь просителей на много месяцев вперёд расписана? Хорошо, что случайно столкнулась в парке с госпожой Барбел. Знакомы мы с ней по юности были, не один вечер за карточным столом провели. Обсказала я ей горе наше, и пообещала она помочь. Велела поселиться в скромной таверне и зайти к ней через несколько дней. Как уж она Его Величество уговаривала, я не знаю, но при встрече вручила мне рекомендацию для Веруши в ваш монастырь, мать-настоятельница. Ну мы и приехали.

Монахиня, слушавшая мою наставницу с истинно ангельским терпением, смела незаметную крошку со стола и спросила:

– А что же вы себе девочку не возьмёте? Всяко с родными лучше было бы.

– Куда? – взвыла Барбел, пронзительным голосом оглушая всех присутствующих в комнате. – Я же сама нищая как мышь церковная. Ой! Простите, матушка, не хотела никого обидеть. Живу тем, что путешествую по родственникам, которым помощь нужна. Где старушка из ума выжила, так я присмотрю вместо сиделки, где, наоборот, младенчик народился, так я нянькой побуду и кормилиц проконтролирую. Где компаньонка для дамы на время путешествия нужна… Тем и живу. Куда мне девочку за собой таскать?

– Хорошо… – поморщилась настоятельница от визгливых нот собеседницы. Подойди ко мне, дитя. Покажи руки.

Всё так же, не поднимая глаз, я подошла к монахине и протянула к ней раскрытые ладони. Уж не знаю, что она хотела увидеть, но мои мозоли её, кажется, впечатлили. А то, что наработаны они не граблями, лопатами и прочими садовыми инструментами, а на тренировках с шестом, надеюсь, не слишком заметно.

– Вижу, что работящая, – одобрительно покивала аббатиса. – Возьму тебя в послушницы. Поживешь в монастыре, поработаешь в меру сил, а там дальше видно будет, что с тобой делать. Сестра Грета, отведи девочку в её келью. Пусть сегодня осмотрится, обустроится, познакомится с уставом и расписанием, а завтра на работу поставь. Ступайте!

Я, следуя примеру сестры Греты, поклонилась настоятельнице и подошла попрощаться с Барбел. Собственно, всё, что касалось моего пребывания в монастыре, мы обговорили по пути. Но на людях нужно расставаться достойно. Я с благодарностью поцеловала руку «родственницы», а она, благословляя меня, чмокнула в макушку.

– Будь умницей, детка.

…Келья была побольше моего узилища в замковой тюрьме, но ненамного. Узкое оконце скупо пропускало свет. Голые серые стены. Кровать – единственная мебель в комнате – собрана из трёх неоструганных досок шириной в две мои ладони, закреплённых на чурбаках, что отпилили от ствола дерева. На доски брошен тонкий тюфячок с лежалой соломой, такая же подушка и одеяло из грубой валяной кошмы. Между кроватью и свободной стеной у меня получилось протиснуться только боком. Не было места даже для стула, на спинку которого можно положить одежду на ночь.

– Ну вот, сестра, твоё жилище, – как-то грустно усмехнулась монашка, сопровожавшая меня, и, затолкав мой небольшой сундучок с бельём под кровать, стала пробираться к выходу. – Попозже зайди к сестре-кастелянше и возьми у неё две простыни, наволочку и одежду, приличествующую послушнице.