Вепрев
Ненавижу ночные дежурства! Просто, мля, до зубного скрежета терпеть их не могу.
Весь день носился по городу как в жопу ужаленный, выясняя, чей трупак всплыл на Заречной, и всё без толку.
Это уже третье убийство на моей земле. Третье, мать её! И ни одной зацепки. Впору срывать майорские звёзды, снимать с себя обязанности начальника оперативного отдела и переходить в ППС.
Ещё эта гребанная бумажная работа, которая сейчас просто завалила мой стол, и которую надо перелопатить до конца дежурства и при этом не свихнуться. Стоило отслужить срочную и оттарабанить ещё пять лет армии по контракту, чтобы сейчас ковыряться в бумажках как чёртова офисная крыса.
Обратная сторона карьерного роста не такая приглядная, как может показаться. Во всяком случае, для меня. Иногда я завидую своим парням. Уж лучше десять раз за день смотаться по вызову какой-нибудь свихнувшейся бабки, жалующейся на соседа-алкаша, чем всё это канцелярское дерьмо. Никогда не выносил эту писанину.
Откидываюсь на спинку стула и раздраженно тру лицо ладонями. Голова трещит просто невыносимо. Вчера обмывали звезды одного из моих оперов. И нет, чтобы отметиться и свалить домой, отсыпаться перед дежурством. Сидел до победного, пока вся водяра в отделе не закончилась.
Теперь такое ощущение, что мне череп перфоратором долбят. И спать хочется дико. Кофе уже не берёт, хоть в глаза себе его заливай.
В этот же момент раздаётся звук стационарного телефона. Мерзкий дребезжащий звонок аппарата, который, наверно, ещё Ельцина застал. Прелести госслужбы, мать их.
Раздражённо хватаю трубку, свободной рукой придерживая голову, потому что ощущение такое, будто у меня вот-вот мозги через уши посыпятся, и морщусь от громких звуков на том конце провода.
— Товарищ майор, там распечатка ориентировок пришла по вашему запросу, — слышу бодрый голос дежурного.
— Ну так неси, — бросаю раздражённо, зажимая трубку плечом и пытаясь параллельно заполнять отчёт, но нихрена не получается. Многозадачность сегодня явно не про меня.
— Так это... — начинает мяться дежурный. — Мне ж не положено пост покидать. Может, я пока в стол к себе уберу? А вы тогда завтра заберёте.
Чёртов Савин. Скотина ленивая. Пост ему покидать нельзя, ну-ну.
— Отставить в стол, Савин. Я в твоей помойке потом свои бумаги не отковыряю, — прикрыв глаза, тяжело выдыхаю через нос, пытаясь словить заветный дзен, и не добившись результата, рявкаю. — Сейчас подойду.
Хватаю со стола стакан с водой и, залпом осушив его до дна, выхожу из кабинета.
В этот же момент улавливаю шум, доносящийся из приёмника, который постепенно становится всё громче и громче.
Тишину отдела в одну секунду наполняют женские голоса и визгливый смех. Опять ППСники рейд по трассам делали и кучку местных проституток повязали.
А что это значит? Правильно. Что эти бабы будут галдеть до самого утра, словно находятся не в отделе РОВД, а на вшивом базаре.
Эта ночь просто не может быть ещё более паршивой. Эти чёртовы курицы будут тарахтеть до тех пор, пока ППСники не растащат их по кабинетам отдела, где найдут им занятие по профилю.
Никогда этого не понимал. Всегда брезговал дорожными раскладушками. Это всё равно, что притащить с помойки матрас и улечься на нём спать, зная, что до тебя его давил каждый районный бомж. Тут хоть скафандр на себя натягивай, лучше не станет.
Дохожу до дежурной части и бросаю брезгливый взгляд на клетку, битком забитую ночными бабочками. Толпа размалёванных девок чуть ли не висит на решётке, перекидываясь томными взглядами с задержавшими их ППСниками.
Каждый раз одна и та же история. Патрульные задерживают коммерческих давалок и дальше начинаются переговоры за цену их свободы. И так как баб в клетке раза эдак в три больше, чем ППСников, отпустят только тех, чьи предложения окажутся более заманчивыми.
Товаро-выгодные отношения, чёрт бы их побрал.
— Савин, ориентировки сюда давай, — облокатившись о стойку дежурного, устало выдыхаю, безуспешно пытаясь абстрагивароваться от женского гомона.
Раздражение, кажется, уже достигает своего предела и начинает рвать мне крышу. Прикрываю глаза. Медленно считаю про себя до трёх. Не помогает.
— Рты закрыли все! Быстро! — рявкаю, развернувшись к обезьяннику и сверлю разноцветную толпу девок в откровенных шмотках.
Тишина наступает моментально, и я удовлетворенно киваю.
– Так-то лучше, – цежу, глядя в наглые разукрашенные физиономии. – Будете орать, вашим ртам найдётся более полезное применение.
Говоря это, цепляю глазами симпатичное кукольное лицо, которое среди остальных сильно выделяется, совсем не вписываясь в общую картину.
Девчонка. Лет восемнадцать-двадцать максимум. Рыжая, что частое явление для проститутки. Но не похоже на то, что она, как остальные, ведро краски себе на башку вылила. Натуральная вроде. Да и лицо на удивление не размалёванное, как у остальных.
И одета странно для дорожницы, в плащёвую белую куртку и чёрное платье до колен.
Забываю про сушняк, сонливость и головную боль и с нескрываемым интересом разглядываю девку. В какой-то момент наши взгляды встречаются, и она тут же зашуганно округляет и без того огромные глазищи и опасливо жмётся в угол клетки.
Это у нас чё, новый фетиш у мужиков пошёл на малолетних девственниц? Что, чулки в сетку и юбка до середины задницы уже не котируются?
Окидываю оценивающим взглядом эскортницу. По виду слишком свежая для подобного рода деятельности. Слишком чистенькая для профессионалки. Контрастирует на фоне других нереально.
Не вижу наглости в глазах, читаю лишь страх и зашуганность. Актриса погорелого театра, мать её. Интересно, это у неё уже издержки профессии идут? Так привыкла перед клиентами изображать святую невинность, что из образа выйти не может?
– Савин, – не отрывая взгляда от девки, окрикиваю дежурного. – Откуда проституток привезли?
Отредактировано: 01.10.2021