Девять жизней кота по имени Шева

Жизнь номер один. Первый день вдали от родного дома.

Мне хочется кричать долго и громко от ужаса при виде такого огромного количества двуногих, открытого пространства, движущих объектов — быстрых и не очень. Чувствую себя прямо-таки букашкой, которую кто-нибудь да раздавит, не моргнув глазом! Но хуже всего — это непрекращающаяся какофония из громких и протяжных звуков, бивших по черепной коробке. Мои уши подрагивают, мне хочется закрыть их, чтобы не быть оглушаемым этим каждый миг. После спокойной домашней обстановки под матушкиным крылом открывшийся неведомый доселе мир олицетворял все круги ада.

Только подумать! Ещё утром я таскался за братишкой, как угорелый. Он со своей светлой рыжей шерстью напоминал солнышко, которое спустилось с неба в квартиру всем на радость. Мы с ним дурачились во все возможные игры, которые мы могли придумать с нашей небогатой фантазией. Затем, вдоволь наигравшись, мы бежали к нашей маме, которая нас вылизывала как можно более тщательно. Я, приложившись к ней, невольно засыпал. И так было день за днём. В моей жизни всё было прекрасно. Достаточно прекрасно, чтобы лишить меня всего этого.

Но потом хозяин взял меня в руки, когда я едва очнулся от внезапной дремоты под мягким тёплым боком матушки. И я даже не подозревал в эту минуту, что меня больше не будет рядом с ней. Мама тоже не подаёт виду, что её побеспокоил внезапный порыв хозяина взять меня. Он мне что-то говорит, но я ничегошеньки не понимаю; его болтовня совершенно не вызывала даже доли интереса. Но точнее хотел, чтобы он отпустил меня на пол, где снова бежал выспавшийся братишка с вытаращенными глазами, напоминавшие пять копеек. Чем богаты, как говорится.

Я не успел моргнуть своими очаровательными глазками, как двуногий понёс меня, прижав к своей чересчур ароматной широкой груди, от чего мой нос щекотало всю дорогу. Я хотел было вывернуться из его объятий, но они были слишком крепки как для меня, беззащитного крошки.

Мы оказываемся в другом помещении, где мне не доводилось бывать раньше. Двери, лестницы, окна — совершенно скучное зрелище. За закрытой входной дверью раздалось жалобное мяуканье. Я закричал в ответ, потому что это был голос моей матушки. Как оказалось, это был последний наш разговор. Больше нам не суждено было увидеться, но это я слишком опережаю события, прощу прощения.

На этом открытия не закончились. Впервые я вдохнул уличного воздуха, полного пыли, автомобильных выхлопов, мусора и всего подобного, имевшего удушливый запах, и на фоне этого грудь двуногого оказалась не такой уж и неприятной. Где-то рядом залаяла собака, и моё сердце невольно забилось, как свободолюбивая птичка — о прутья клетки. Я зарылся мордочкой в жёсткую ткань рубашки на груди, и только так я благополучно пережил внезапное путешествие туда, куда я вообще не думал собираться. Мы попали в очень шумное место, где много двуногих сбивалось плотно в одну кучу, и иногда кому-то требовалось протиснуться, и это была такая катастрофа. Я думал, что от меня не останется и мокрого места. За окном очень быстро проносились высокие здания, деревья, постепенно оголявшиеся от листвы, люди, машины. От подобного зрелища мне приходилось зажмуриваться, чтобы не чувствовать наступающего головокружения. И дышать было трудно. Двуногие не могли спокойно стоять. Крики, толчки, тяжёлый шлейф дешёвых и щедро налитых на тела духов. Моей радости не было предела, когда мой двуногий соизволил выскочить из этого дурдома на колёсах. Знать бы, что он вообще задумал! Я не мог представить, куда он меня несёт. Я цепляюсь изо всех сил в рукава его кофты, чтобы наверняка.

Наконец-то он подходит к какому-то серому зданию. О, здесь немного тихо, и мои уши с удовольствием слушают далёкие мяуканья незнакомых котов. Над головой, которую солнце пригрело мягкими тёплыми лучами, пролетают пара больших птичек. Они достаточно заняли мой пытливый ум, чтобы я не заметил, как оказался в другой квартире.

Она оказалась совершенно не такой, что я ожидал. Я рассчитывал, что меня просто потаскают зачем-то, а потом я буду снова лежать возле мамочки, которая будет умывать не только братишку. Узкий тёмный коридор, по одну сторону — небольшая комната, именуемая туалетом, по другую — большая комната, где стояли два дивана, стол и ещё куча непонятных вещей. И последнее: в конце коридоре была ещё одна дверь, которая вела в небольшую кухню, ярко освещаемую солнцем. И никакого следа пребывания котов. Это, понятное дело, не могло не насторожить. Зачем я здесь? Мне и так не было весело, но теперь я совсем приуныл вопреки своей жизнерадостной натуре.

Меня зачем-то сразу же поднесли к спящей двуногой. Я не понимая, что и зачем, в панике начинаю вертеться и кричать. И вот соня (утро уже заканчивалось) открывает свои глаза в полном недоумении.

- Оля, смотри, к тебе котёнок пришел. - Сказал кто-то из двуногих; я, если честно, не обращал внимание то, чьи именно были эти слова. Но я точно не приходил!

Некая «Оля» бережно взяла меня из рук моего двуногого, и это окончательно выбивает меня из колеи. Чужая квартира, чужая двуногая… Приятного было мало. Она с заметным интересом осматривает меня, как шляпу — на рынке. Хоть она шептала и старалась не напугать меня, всё равно впечатление от неё сложилось не самое лучшее. Слишком шумно дышит, неуклюжая поди, и при обращении к ней у всех заметно повышается голос. Вообще, в этот момент я очень хотел оказаться в объятиях своей мамы. Играть там, где вырос. Делить с братом игрушки и вкусненькое. Моё сердце словно было готово разорваться на мелкие кусочки. Я верчу мордой во все стороны, высматривая что-то приятное, но увы.

Потискав меня от души (ох и несладко мне пришлось!), она отпустила меня на пол. К тому времени мой двуногий уже покинул квартиру, и я с грустью глядел на окружающую обстановку. Всё в ней было чужое и неуютное. Я прошёл немного туда-сюда. И мой взор падает на диван. Точнее, не на него, а на пустующее место под ним. Я могу оправдаться тем, что мной двигал страх и желание высказать чёткое «Нет» этому дому. Эта Оля бросается за мной и не успевает поймать. До меня нельзя дотянуться и она с досадой наблюдает за мной, стоя на четвереньках. Того и требовала моя душа, жаждущая бросить вызов всему и вся.