Девятнадцать

Девятнадцать

Сафронов сидел в своем БМВ позади водителя и хохотал.

Поражался.

Месяц назад к нему на работу переводчиком устроилась она.

Оленька.

Оленька свободно говорила по-китайски (училась в Пекине), а это то, что было нужно Сафронову. Сбагрил он ее своему отделу переводчиков – и забыл.

Так бы и вертелись они в разных вселенных, кабы не одно «но»: стоило Оленьке появиться на горизонте, как сотрудники прыскали в разные стороны, как освежитель воздуха в туалете.

А ведь Оленька работала всего четыре дня.

Картина эта Сафронова позабавила, но не более.

Прошло десять дней.

А бегство и прятки от нового сотрудника продолжались.

Сафронов сам видел, как менеджеры ныряли под столы, мимикрировали под вазы с цветами, сливались со стеной, просачивались сквозь щели, таяли в воздухе, телепортировали, хлопались в обмороки, размазывались по окнам – лишь бы не встречаться глазами с Оленькой.

Чем их могла запугать маленькая хрупкая женщина, Сафронов не понимал.

Но в день, когда Игорек-шкаф забился в корпоративный холодильник и не смог оттуда вылезти, понял, что придется выяснять.

И вот уже Оленька сидела в его кабинете и хлопала глазками.

- Рассказывай, - велел Сафронов, - каким оружием народ мой изводишь.

В ответ Оленька вытащила пухлый ежедневник и извлекла из него список сотрудников.

Напротив каждой фамилии значились цифры.

- Я очень много слышала о вашей корпорации, - начала Оленька, - и была счастлива в нее попасть. У меня хороший китайский, но он… бытовой. А с техническим просто беда. На собеседовании обещали, что будут вводить в курс дела, а фактически все заняты своей работой и не обращают на меня внимания. Я просила помощи здесь, там, тут – и все отмахивались. Так прошел день, потом второй. И тут я вспомнила один способ, мне про него еще мамина подруга рассказывала, она его придумала, когда на свою первую работу устроилась. Этот способ показывает, кто тебе может помочь, а к кому лучше не обращаться, кто уделит тебе время, а кто проигнорирует.

- В чем его суть? – спросил Сафронов, начиная смутно догадываться.

- В проверке терпения. Я начала говорить. Много. Очень много. Очень-очень-очень много. Ловила в коридоре первого попавшегося и начинала рассказывать про все-все-все. И про своего попугая, и про свою диету, и про свои болезни, и все, что могла придумать. И записывала, кто когда выйдет из себя. Вот ваш заместитель, к примеру, выдержал сорок три секунды. А вот юрист продержался дольше всех – два часа тридцать шесть минут за две недели. Отсюда вывод: к вашему заместителю я могу даже не подходить, а вот юрист, раз уж терпел пустую болтовню, с большой вероятностью ответит на рабочие вопросы.

- Так ты ведь уже всех распугала, - не понял Сафронов, - кто ж тебе будет отвечать на вопросы, раз они все при виде тебя уже в окна выходят? Метод твой так себе.

- Так ведь рано или поздно они же появятся на своем рабочем месте, - пожала плечами Оленька, - здесь все трудоголики, далеко от кабинета все равно не уйдут. А метод хорош. Тот же самый юрист теперь соловьем разливается, стоит спросить его про тот или иной термин, только успевай записывать. А все почему? А чтобы я вновь болтать не начала. А за один день от него я теперь узнаю больше, чем за неделю бесполезных выспрашиваний.

Оленьку Сафронов тогда отпустил с наказом больше не морочить его сотрудникам головы, но теперь сидел в машине и хохотал, поражаясь людской изобретательности.

Подумал, что сам бы хлопнул дверью на десятой секунде.

Взял на заметку, что нужно обязательно рассказать про такую находчивость Лидочке.

Которая, кстати, и попросила устроить дочь подруги к себе на работу.

И с которой Сафронов, будучи тогда простым водителем, познакомился на первой своей работе.

И поразился, насколько болтливой, но очень очаровательной может быть эта женщина.

Кажется, Сафронов знал, откуда у этой «находчивости» растут ноги.

И, кажется, если он внимательно перероет вещи жены, он обнаружит старый список сотрудников.

И что-то ему подсказывает, что напротив его фамилии будет самая большая цифра.