Деятельный нюанс космической формы движения

Деятельный нюанс космической формы движения

За формой шара ты не глядя свою утопию возводишь до другой, такой же формы идиомы за собой, чтоб видеть свет космического ужаса над нами..

Задеваешь свои следы, которые путаются перед обывательским миром тщеславия и другого света. Что такой же как и ты, когда - то в прошлом, смотрящем на соединение мирского чувства объяснения, как сделать свою жизнь немного счастливее. В этом осеннем дне, нагруженном авоськами и тружениками словесной меланхолии сегодня проступают капли дождя, что также символизирует об обыденном наследии внутри привычки жить каждый добрый день. Его склонность утолять духовный смысл планеты земля так и ходит перед твоими глазами, что другое солнце уже невидимо протягивает ручку к твоему лицу и ожидает сегодня щекочущее миропомрачение в ужасном предчувствии, что холод снова настанет впереди тебя. Ты преображаешь это движение мотыльков в своей душе, как хорошее упражнение думать о вечном начале происхождения мира в глазах этих космических звёзд. Но неподвижное состояние муки всё тащит эту обыденность, чтобы перевернуть смысловое зеркало и стать над ним преградой для собственных мыслей и сердечной тоски о прошлых переживаниях.

Забегая из полночной пивнушки, навстречу тебе уходит вечный смысл движения быть человеческим днём, а может и вовсе не быть, прочитав лишь один томик классической прозы и уговорив свою жену на благородный поступок сердца из любви к твоей истине в жизни. Так и скажет твой манерный поступок любви, пока ты плетёшься вслед угасающей жизни и всё время смотришь вдаль на содрогание новой утопии в глазах посредственного ужаса бытия прошлой жизни. Мистический градус сознания, как неподвижная колонна мудрости из твоей головы вечной дружбы, всегда показывает навстречу солнечной идиллии и хочет быть более гостеприимным другом внутри средоточия маниакальных мыслей из вне. Холод будоражит кровь и молния у солнечного сплетения вдруг коварно обхватывает мстительной уловкой твои безжизненные плечи, и стремглав уносит возраст внутренней печали на небо в утопленных картинах смысловой любви. «Как же было хорошо, когда пели эти совы в неприглядном аду из существования мира напротив и шелестели своими мудрованиями о жизни, чтобы чувство современного покоя скрашивало холод движения боли к моему уму..» - так и сказал себе, глядя на подбородок, вымазанный в философском чутье аморфного чуда о спасении расы других людей из принадлежности космоса к самому себе. Но и этого оказалось мало, чтобы убеждаясь во всеуслышание видеть свою систему Большой Медведицы, и принимая ей тонкий аромат прикасаться к любви, как к нелепой шутке из прошлых мыслей о новом чутье космического масштаба в жизни. Очень грустный день не даёт сегодня покоя, но и холод будоражит, как тётка из последнего вагона метро, направляющая свой взгляд, чтобы обернуть систему времени и предположительно увидеть там свою конечную сущность существования мира напротив.

Только показалось солнечное зарево, а робкий свет уже пронзает мысль о чувствах следующего дня и колышет утопию внутри расправленной аксиомы «что же будет завтра». Как личность стоит, и всматриваясь в прохожий час кванта у мира предрассудка - её держатель голословного ужаса сжимает волю в ступень личного поведения, чтобы стать наивным рукавом божественной силы и соединить в себе неподвижные звёзды, приближающие новый рассвет этой формы утопии дня. Пусть не слышит сова из прилежности к ночной тишине и клокочет воробей у томной плотины мира идеала Платона, но час за космическим нравом теперь уплотняет твои мысли и сопереживает о прошлой гегемонии внутри разврата судеб быть человеком. Свойство обрушивается на взгляд индифферентного пламени чувства о свободу, чтобы жить на этом утопленном рассвете, и принимая роковое значение космоса в себе составлять карту каждой звезды, внутри негласного правила аксиоматического тона межпланетных индивидуумов личности. Вобрав в свои руки тот нерукотворный свет и парадокс раскаяния, что держит этот смутный день, ты снова ощущаешь жжение под солнечным телом идеального уровня мечты быть наяву и вокруг тебя совы уже свили свой гордый рассвет, чтобы спрятаться между лиственным ужасом и окунуться в квантовые тени под новой утопией личности впереди твоего изношенного сердца. Также холодно и грубо было бы считать свой возраст внутри раскаяния, как считает его твоя жена и мерно поглаживая рот после ужаса быть обычной, становится перед зеркалом напротив твоей личности и угадывает новый рассвет внутри отношений твоего сердца к приметам личной гордости идеальной тишины. Говоря над пределом счастья в своих отношениях ты стал ещё более ушлым к причастию слова внутри движения неподвижности образа благородства схожих глаз. Сквозь неоплатонизм ты движешь юмором к наивной примете быть лучшим мужем для неё и снова останавливать этот рассвет, чтобы из роскоши благородной картины мира вновь выглядывало необычное солнце современной утопии символизма жизни.

Двигаясь ближе к Омикрону Кита ты становишься его частью и всеобщей формой благодарности из извилистой нравом идеологии статного человека. Двигаясь как Сатурн к положению своей любовной идиллии, всё ниже опуская символы в глазах, ты не хочешь говорить себе о случайности из другой свободы мира, но ищешь похожих людей, которые снимут часть вины и слово в утопичности быть случайным человеком на планете Земля. Как и дружеский холод, внутри обнимающий формы философской глупости, он стремится распознать в тебе образ рыцаря и символ труда над достоянием материального чувства свободы. Труда для того, чтобы говорить другому человеку о сложном выборе между космическим анахронизмом внутри последней пустоты сердца и новым днём, который тебе требуется сегодня пережить, чтобы стать более счастливым внутри от сомнений и сладкого чувства своей нужности. Лишь сейчас космос отвечает тебе в символе нового чуда, но глаза не могут закрыть этот свободный миг, чтобы движению материального солнца было бы также хорошо угадывать мысли из чуда движения человеческой сущности. Отгадает ли она, как быль в прошлом претворяет твои задумки и холодным расчётом ты опережаешь сегодня всю турбулентность внутренних слов, чтобы твоё мужское эго останавливало частичку счастливой юности и медленно происходило движение к личной пустоте за формой объективности земли?