Ди Iii Гений

Глава 42. Локация 5. Не ведись, когда перед тобой снимают маски, под ними другие.

Дима проснулся с присохшим к зубам языком и вопросом на нём: «Какого хмуля?» Причём даже не понял: приснилось ему это или он мумифицирован уже наяву? Но просыпающийся рассудок сам себе ответил: «Если с утра писец, значит, вечером было зашибись. Закон вселенной, однако: всё есть баланс».

С трудом разлепив глаза до состояния якутского красавца, он замер. Прямо перед лицом красовалась чья-то грязная ступня. По габаритам женская. И она явно ступала не по стерильным полам помещений, а топталась где-то по бездорожью в распутицу. Его аж передёрнуло. Но резкая головная боль от дальнейшего передёргивания и вообще от какого-либо дёрганья настоятельно заставила воздержаться.

Наконец до него дошло, где находится, и он прошипел пересохшими губами: «Кон, приведи моё туловище в нормальные кондиции». Резко полегчало, а заодно и окончательно пробудило. Брезгливо взявшись за тонкую лодыжку в засохшей глине, Дима убрал с груди это безобразие и, приподняв голову, посмотрел на ту засранку, что позволила себе подобное свинство.

Параллельно его телу валетом, в позе давно почившего покойника, валялась Вера. Бледная, как смерть. Без каких-либо признаков жизни. Из макияжа на девушке присутствовала только сажа. Причём с ней она явно перестаралась.

С противоположной стороны обнаружилось ещё одно тело, но живое, потому что сопело. Тело завернулось в одеяло, поэтому разглядеть уровень его загрязнения не представлялось возможным. По всем признакам оно принадлежало Танечке. Девица спала на животе, уткнувшись лбом в предплечье, потому что блонде подушки не хватило. Подушка в спальном комплекте числилась одна и по праву сильного была захвачена Димой.

Молодой человек перевёл взгляд на панорамное окно. На улице шёл дождь. Причём поливал как из ведра, отчего комната пребывала в полумраке, что затрудняло определение времени суток. И тут вдруг как шандарахнет разрыв молнии, угодившей чуть ли не в сам дом. Все трое моментально подпрыгнули. Даже прикидывающаяся трупом Вера соскочила как ошпаренная.

— Кон, что за дела! — заорал в панике Дима. — Что за дебильный будильник у тебя!

— Напоминаю, — не хуже грома пророкотал Господство с потолка, ещё больше пугая троицу спросонья, — за окном — имитация реальности. Я не контролирую в ней природные явления, а лишь копирую.

— Мля, — буркнул недовольно Дима, отдуваясь и постепенно успокаиваясь. — Прости, запамятовал.

Но тут осмотр вывалившихся из постели подруг его повеселил, вызвав непреднамеренную улыбку. И было отчего. Девицы спали одетые. Обе в спортивных костюмах. И если брюнетка хотя бы кроссовки сняла, прежде чем завалиться, то блондинка так в обуви и залезла под одеяло. Хотя, судя по Вериным ногам, эта ведьма свои кроссовки не перед сном сняла, а где-то ещё за пределами дома потеряла.

Сейчас девушка стояла у кровати, раскачиваясь с закрытыми глазами, изображая киношного зомби, почему-то обеими руками обхватив плечи, словно замёрзла. При этом жмурилась брюнетка с таким усердием, что это больше походило на то, что она тужится на горшке. Её потуги выглядели двояко, отчего в достаточной мере испорченная фантазия вызывала у молодого человека неконтролируемое веселье.

Блондинка, выпав из-под одеяла на пол, подняться не смогла. Она сидела на полу и, зажав голову руками, имитируя тиски, тихо скулила.

— Ну что, подруги, опохмелимся? — радостно предложил уже подлеченный Дима, звонко хлопнув в ладоши.

Вера, застонав, согнулась, словно её сейчас вырвет. Танечка, перестав скулить, рухнула мешком на бочок, принимая позу эмбриона.

— Кон, — с ухмылкой обратился весельчак к Искусственному Разуму, — и как долго эти две алкашки будут мучиться, прежде чем додумаются обратиться к тебе за помощью?

Господство не ответил, правильно поняв, что вопрос адресован не ему. Вместо Создателя зашипели болезные. До них, наконец, дошло, и девицы шёпотом принялись синхронно отдавать команды на собственное излечение от алкогольной интоксикации. Подруги резко перестали шипеть. После чего в комнате слышался только шум дождя за окном.

Вера выпрямилась и, разведя руки, пристально оглядела себя. После чего обернулась к Диме, который единственный из троицы оказался раздетым, по крайней мере, до трусов. Непонимающе уставилась в его наглую рожу паяца и тихо поинтересовалась:

— И где меня вчера валяли?

— Понятия не имею, — радостно ответил восседающий на подушке хозяин кровати, — но, судя по сажному макияжу, где-то в районе мангала.

Она чисто машинально потёрла лицо ладошками. После чего глянула на руки и, поняв, что этим только ещё больше усугубила неприглядность физиономии, резко кинулась к двери на выход, по ходу требуя от Димы её открыть.

Танечка поднялась на ноги. Глянула на изгвазданные в грязи кроссовки, в которых спала под чистым одеялом. Проинспектировала следы своего присутствия на спальном белье. Стыдливо стряхнула куски высохшей глины с простыни. Буркнула себе под нос извинение и чуть медленнее, чем брюнетка, но быстрее, чем предписано сбегать из постели мужчины, покинула спальню следом за подругой.

Оставшись один, Дима слез с кровати. Общепринятым движением поправил хозяйство в трусах, уставившись на заливаемое дождём окно. Попытался вспомнить вчерашний вечер, который привёл их троицу к такому нелицеприятному финалу. Но вспомнить ничего не удалось.

Единственное утешение беспамятству — это понимание, что он и этой ночью остался в девственниках. На это указывала не одежда на девушках, а трусы на нём. Несмотря на то, что организм был приведён в идеальные ангельские стандарты, чувствовал молодой человек себя соответственно погоде за окном: тоскливо.