Дневник, найденный в заброшенном бомбоубежище

Дневник, найденный в заброшенном бомбоубежище

Запись первая:

Нас привезли сюда военные. Меня, двух мужчин и одну женщину. Я был не в состоянии сопротивляться. Любые мои попытки вырваться подавлялись лошадиной дозой психотропного препарата, которым меня накачали еще в клинике.

Нас сразу же расселили по комнатам, оборудованным под одиночные камеры, в которых единственным источником света была тусклая красная лампочка, надежно укрытая стальным решетчатым абажуром. Окон в камере не было. Серые бетонные стены грубой отделки отдавали сыростью и депрессией. Стальная тяжелая дверь, выкрашенная в темно-зеленый цвет, приводила в отчаяние.

В левом углу, относительно двери, стояла привинченная ножками к полу металлическая кровать. Справа бледнел ржавый унитаз. Раковины, стола, а также других предметов скромного быта в камере не было.

Меня небрежно втащили сюда и бросили на пол. Дверь захлопнулась, и я остался один.

Долго лежал не шевелясь, слушая собственное хрипящее дыхание. Я был не в состоянии даже представить, для чего меня сюда привели и что собираются сделать со мной и остальными. Я вздрагивал, испытывая неописуемый первородный страх. Любые мои попытки мыслить логически рушились под действием сильного препарата. А каждое прояснение сознания сопровождалось острой головной болью.

Казалось, я провел в таком виде целую вечность, прежде чем немного пришел в себя. Я ощущал себя диким животным, запертым в клетке. На моей больничной одежде красовались следы засохшей крови. Моя кожа лоснилась от синяков и ссадин. Я несколько раз пытался подняться на ноги, но тело меня не слушалось.

Вновь и вновь я падал на холодный и пахнущий плесенью пол. Мой рот порождал сдавленные стоны, а из глаз катились слезы отчаяния. В конце концов я нашел в себе последние силы, чтобы подняться и доползти до кровати. Рухнув на нее и ощутив под собой пусть отсыревший, но все же мягкий матрас, я моментально отключился.

Мне долго снились невыносимые кошмары, и наверняка я кричал во сне. Когда же мне удалось, наконец, проснуться, вся моя одежда была насквозь мокрой от пота.

Я давно потерял счет времени в этих стенах. Мои внутренние часы остановились в тот миг, когда за мной захлопнулась дверь.

Под матрасом я нашел небольшую старую тетрадь и обломок карандаша, – что мне и помогло сделать эту запись.

Я решил записывать все, что со мной будет происходить, надеясь, что это хоть как-то поможет разобраться мне в том, что это за место и почему я здесь.

Запись вторая:

Когда-то я был пациентом закрытой психиатрической клиники для безнадежно больных. Клиника располагалась в пригороде и была скрыта от посторонних глаз небольшим тенистым ельником. Здесь меня упорно лечили от навязчивых галлюцинаций, так сильно терзавших еще с детства.

Сюда свозили всех психов, которых общество по разным причинам вдруг начинало считать опасными. Я был одним из таких «опасных». Меня поместили сюда после того, как в тяжелом галлюцинаторном бреду я зверски убил свою мать, а потом расчленил ее тело. Так утверждала полиция, прибывшая на шум и обнаружившая меня на месте изощренного убийства. Сам я до сих пор не помню ничего из того ужасного вечера.

Позже судебная психиатрическая экспертиза признала меня невменяемым и определила в эту клинику. Здесь меня пичкали всевозможными препаратами, а по ночам намертво привязывали к кровати. Я никогда не пытался сопротивляться этому, прекрасно осознавая, что тяжело болен. Больше всего на свете я боялся того, что снова смогу, потеряв контроль, совершить нечто ужасное.

Лекарства явно шли мне на пользу. Галлюцинации практически прекратились. Разум медленно обретал сознание. Мне стали позволять редкие прогулки по территории, во время которых мне иногда даже удавалось переброситься парой фраз с кем-нибудь из медперсонала. В клинике я пробыл около года.

Однажды ночью ко мне в палату зашли двое крепких санитаров. Они разбудили меня и приказали проследовать с ними в кабинет главврача. Выйдя в коридор, один из них достал трехгранный ключ и отворил им дверь, ведущую на лестничную клетку. Мы поднялись наверх, где было еще несколько дверей, и вошли в одну из них. Это и был кабинет. Но главврача в нем не оказалось. Вместо него меня встретили четверо вооруженных мужчин в военной форме. Их лица скрывали балаклавы. Санитары силой опустили меня на стул и, не говоря ни слова, вышли. Я был в растерянности от происходящего и просто не мог связать пары слов.

Один из военных подошел ко мне и начал светить в лицо чем-то красным. Двое остальных тут же схватили меня за руки. Я дернулся в безуспешной попытке вырваться. Их натренированная стальная хватка удерживала меня точно тиски. Четвертый военный подошел ко мне со спины и резким ударом вонзил в мою шею шприц. Игла угодила точно в сонную артерию. В тот же миг весь мир вокруг меня закружился, и я потерял сознание. Бредовые навязчивые сновидения окутали мой измученный мозг.

Я очнулся в фургоне какого-то грузовика, заполненного фосфоресцирующим красноватым туманом. Рядом со мною лежали еще три тела: двое мужчин и женщина. На них была такая же больничная одежда, как и у меня. Все они были без чувств. Вероятно, им тоже сделали уколы. Фургон вздрагивал и раскачивался. Я слышал динамичную работу двигателя. Нас куда-то везли.

Я долго осматривался, пытаясь хоть что-то понять.

Затем мой разум снова помутился, и следующие события уже вспоминаются, как во сне. Распахнутые двери фургона. Резкий красный прожектор бьет прямо в глаза. Военные вытаскивают нас. Мне заламывают руки и долго ведут по длинным коридорам. Далее — распахнутая дверь камеры и болезненное падение на пол.

За все это время военные не проронили ни единого слова. Я не слышал никаких команд или приказов. Они точно действовали по одной четко слаженной, отработанной схеме.

Меня сковывает ледяной ужас. Это место кажется чем-то нереальным. Оно похоже на ночной кошмар маньяка, обезумевшего от убийств и крови.