Дни фантастических путешествий

Дни фантастических путешествий

По случаю праздника Анатолий Герцен одел свою форменную командирскую куртку и теперь шел по улице, переполненный гордости, и смотрел на окружающих немного свысока: День космонавтики - это его день. Важнее даже, чем день рождения. Сегодня он не просто безымянный старик, бредущий по улочкам Лозанна с газеткой под мышкой, сегодня он командир экипажа Белоголова-3, герой-летчик, полковник Герцен. Правда, газетку все равно захватил. И шел герой Герцен туда же, куда ходит каждое утро - в кофейню с безликим названием Espresso на берегу женевского озера. В зал Академии космонавтики и авиации, где пройдут основные дневные мероприятия, не пошел.

Во-первых, еще рано. Во-вторых, что уж таить, не позвали. Всегда звали, а сегодня нет. Обычно Герцен в праздничный день выступал с лекцией перед студентами и желающими в утренние часы, затем обедал со сторыми коллегами, выпивал непременно за обедом несколько рюмок портвейна, и, после долгой беседы, полной споров и воспоминаний, к вечеру они вместе шли на торжественный прием в Бо-Риваж Палас, где уже были накрыты столы в бальном зале с почти трехсотлетней историей - 1908 года постройки.

Герцен очень любит это место. В этом зале еще мальчишкой он присутствовал при подписании Лозаннского исследовательского соглашения, когда более десяти стран договорились объединить свои усилия и ресурсы для осуществления амбициозного проекта по высадке на Даймонд. Тогда, стоя в самом углу огромного роскошного зала, молодой летчик Герцен и подумать не мог, что сам когда-нибудь окажется одним из немногих счастливчиков, удостоенных чести войти в состав экспедиции на далекую планету. Это был беспрецедентный акт единения стран, имеющих огромное количество разногласий в других сферах, который сделал возможным изучение первой пригодной для обитания человека планеты.

Но сегодня не позвали. Лекцию полковник подготовил, он хотел попытаться вдохнуть в молодых людей искру интереса к межпланетным полетам, чтобы если не текущее, то, может, следующее поколение пилотов и инженеров вновь возобновило полеты на Даймонд, а, может, даже, кто знает, открыло и новые миры. Но не было вестей от организаторов утреннего лектория, не было звонков от коллег с предложением пообедать, и даже приглашение на прием, который, как Герцен верно знал из новостей, все же состоится, так и не поступило.

В Лозанне, где был подписан легендарный договор и где находился центр планирования полетов на Даймонд, День космонавтики традиционно ассоциировался именно с полетами Белоголовов на эту планету. Так что члены экипажей трех успешных экспедиций были всегда почетными гостями на празднике. Трех успешных экспедиций из четырех предпринятых... 

Поэтому Анатолий Герцен вместо Академии отправился в свое любимое кафе. Он лишь немного более торжественно, чем обычно, сел за привычный столик у самой кромки воды и раскрыл газету несколько более нервным движением, чем раньше - в остальном день начинался точно так же, как любой другой. Утро было ветреным и туманным. Тихо шелестели волны, выкатываясь на берег, постукивало что-то на лодках у причала. Час был ранний, и герой-полковник пока сидел на берегу совсем один. Скоро появилась молодая услужливая официантка и предложила меню. Герой посмотрел на нее хмуро. Здесь уже все давно знали, что полковник предпочитает на завтрак. Еду готовили еще до его прихода - он не пропустил ни одного утреннего приема пищи за восемь лет. Но, похоже, эта девочка была новенькой, Герцен ее раньше не видел.

 - Они знают, скажи, что Герцен пришел, - французский полковника стал почти идеальным. Молодая официантка сконфузилась и исчезла.

Уже через минуту на столе действительно появились гренки из черного хлеба, жареный бекон, овсяная каша, мандарины, круассан и варенье, чашка чая с чебрецом. Рюмка портвейна потом, когда с едой будет покончено. Ввиду старости полковник Герцен постоянно ожидал смерти и еще несколько лет назад принял решение не отказывать себе ни в чем и  каждый день проживать с удовольствием, начиная с самого утра. Что толку жить долго, если без радости? Тем более, что пока бекон здоровье космонавта победить не мог, что очень удивляло доктора Фрайера и было поводом для гордости полковника Герцена.

- Вам к чаю что-то принеси? Мед, лимон, мяту?  - вдруг решила проявить заботу неопытная официантка.

Герцен хотел прогнать девчонку, но что-то его остановило. Невинный вопрос всколыхнул в нем какие-то воспоминания, напомнил о чем-то, что полковник тщательно старался не ворошить. "Нет, не сейчас", - дал себе команду герой.

- Меду можно, - вдруг, с удивлением для себя, сказал гость, нарушая единообразие утреннего ритуала, устоявшегося за много лет. Довольная девчушка исчезла. 

 - Меду можно, - повторил Герцен чуть слышно, уже оставшись наедине с собой. Затем опомнился, снова поднял газету, решив погрузиться в чтение, но чтение не давалось. Буквы сливались в черные пятна, и полковник не мог сосредоточиться ни на одной колонке, хотя некоторые заголовки статей, приуроченных ко Дню космонавтики, при беглом осмотре казались интересными. Герцен все больше погружался в туманные воспоминания и уже едва мог это контролировать. Пока неясные, но быстро оживающие тревоги и заботы давно минувших дней начинали захватывать мысли старика-космонавта. Появившаяся вновь девчонка - с медом,  однако, вернула полковника к текущему моменту. Герой приосанился и все же смог приняться за завтрак, искоса поглядывая на передовицу.

Едва Герцен добрался до остывающего бекона, с наслаждением и долей злорадства представляя себе удивленную физиономию скряги Фрайера, где-то за спиной послышались знакомые голоса.

- Я же тебе говорил, - кричал кто-то радостно. - Если старого Анта не будет здесь в 8 утра, значит, надо искать его на кладбище.