Добрыми делами...

Пролог

Добрыми делами…

Пролог

Когда-то очень и очень давно

Раз.

Ирей Ратка понятия не имел, каким образом здесь оказался. Нет, он понимал, что не по собственной воле. Но последнее воспоминание было о том, как он старательно и последовательно напивался, поэтому вспомнить, что было дальше не мог, как бы ни старался.

— Глупо, — голос отразился от преграды, не дающей магу покинуть это место, исказился и зазвучал музыкой. — Очень глупо. А еще создатель. Обладатель почти безграничного могущества. Вот тебя и ограничили. Интересно только, как и чем?

Два.

То, что вокруг находятся составляющие какого-то дракона, Ирей понял почти сразу. Драконы особые существа. Они живые, как люди, как животные, как растения, в конце концов, но при этом умудряются среди составляющих выглядеть как что-то неживое. Часть мира. Его фундамент. Основа, на которой растет и меняется все, что столь недолговечно из-за обладания жизнью. Жизнь она требует платы, она быстро сжигает своего носителя, чтобы на его месте появилось что-то новое, возможно более совершенное. Удержать жизнь возможно, при некоторых условиях. Но еще никому не удавалось удержать ее настолько долго, чтобы сравнить свое существование с существованием гор.

Драконы это воплощенное знание. Знание не может быть не живым, но оно и не может не быть основой мира. Знание миры меняет. Иногда сразу, а иногда тихо и незаметно. Оно заставляет их расти.

— Заставляет расти неживое, — произнес Ирей, наслаждаясь звуком собственного голоса. — Очень противоречиво звучит. Но все равно глупо. Я сижу и размышляю внутри составляющих дракона. Я тут очнулся. Еще глупее было бы очнуться в желудке дракона и начать размышлять. Но делать ведь больше нечего.

Три.

Попытки понять, что его держит и почему он не может дотянуться до составляющих мира ничего не дали. Больше всего преграда была похожа на зеркало, отражавшее все, что к нему прикасалось. Но дотянуться было необходимо, или хотя бы докричаться. Если составляющие его услышат, они сделают то, что он попросит. Точнее сделают так, как поймут его просьбу, но это должно помочь покинуть дракона, ставшего тюрьмой.

Времени в этой тюрьме либо не было, либо его было настолько много, что Ирей не успевал его почувствовать. Еще ему казалось, что он сходит с ума. Разговоры с самим собой никого до добра не доводят. А сумасшедший создатель — это на самом деле страшно. Составляющие ведь не перестанут слушаться, они будут сплетаться и расти так как он захочет, превращая миры и живущих в них в нечто невообразимое, неспособное существовать долго. И тогда составляющие начнут умирать. Рассыпаться пеплом, оседать на других составляющих, заражая их безумием создателя. Так уже было.

Еще Ирей подозревал, что, окончательно обезумев выбраться сможет, ведь тогда он вряд ли задумается о последствиях того, что делает.

Доведя себя этими размышлениями до отчаяния и решив больше не думать о том, что ранение дракона может обернуться для какого-то мира гибелью Ирей попробовал зеркало разбить. И ведь у него получилось. Невидимые, но ощутимые осколки разлетелись как та самая пыль безумия и так же осели на составляющих живого и неживого даруя ему новые способности.

Ирей долго вглядывался, анализировал свои ощущения и наконец, улыбнулся.

— Теперь где-то появятся люди и вещи способные отражать изменения. Вот маги удивятся. Жалко, что мне это ничем не поможет.

На месте разбитой преграды тут же появилась ее точная копия, словно разлетающиеся осколки были плодом воображения сходившего с ума человека.

Четыре.

А потом дракон решил поговорить. Пожаловаться своему пленнику и Ирей долго смеялся. Это же надо. Все так глупо. Знания захотели жить вечно, захотели, чтобы миры перестали меняться.

Ирей, конечно, знал, что большая часть создателей ушла выращивать новую вселенную. Старая им стала неинтересна, слишком медленно и неохотно она меняется. Точно, как величественное дерево с густой кроной, новые веточки в которой не сразу и разглядишь, даже если перед этим умудрился запомнить все старые.

Оставшихся создателей должно было хватить для того, чтобы дерево продолжало жить и расти. Но драконы решили иначе. Знания не захотели больше умирать и избавились от тех, кого посчитали виноватыми в смерти своих сородичей. Одному Ирею повезло. Его дракон следил за ростом своего продолжения. За новым знанием, которое пока только начало зреть, вплетаться в основы миров, постепенно превращаясь в их часть и немного их меняя. Дракон это знание воспринимал как собственного детеныша, ведь изначально росток отделился от него и до сих пор не стал полностью самостоятельным. Дракон побоялся, что смерть создателя помешает детенышу развиваться, и сохранил ему жизнь. Временно. Но это не помогло, неродившийся застыл, превратился в нечто неживое и незаконченное.

Ирей выслушал эти жалобы и начал смеяться. Долго смеялся, всхлипывая и желая побиться головой о невидимую преграду.

— Идиоты, — сказал отсмеявшись. — Мыслители. Дерево, которое перестает расти мертво. Даже если оно еще некоторое время будет давать новые ростки и шелестеть листьями. Вы сами убили своих детей. Нет-нет, они еще будут рождаться. С каждым разом все меньше и меньше, а вы все равно будете умирать. Неразвивающиеся миры деградируют. Какие идиоты. Воплощенные знания столь глупы и так боятся смерти, подумать только. Знания глупы. Какое странное сочетание.