Дочь лорда

Пролог

Автор благодарит Степачёва Сергея и Философ Татьяну

за оказанную помощь и огромную моральную поддержку.

Что ни вечер, то мне молодцу,

Ненавистен княжий терем,

И кручина злее половца,

Грязный пол шагами мерит.

Завихрился над осиною

Жгучий дым истлевшим стягом,

Я тоску свою звериную

Заливаю пенной брагой.

Из-под стрехи в окна крысится

Недозрелая луна;

Всё-то чудится мне, слышится:

Выпей, милый, пей до дна!..

Выпей – может, выйдет толк,

Обретешь свое добро,

Был волчонок – станет волк,

Ветер, кровь и серебро.

Так уж вышло – не крестись –

Когти золотом ковать,

Был котенок – станет рысь,

Мягко стелет – жестко спать!

Не ходи ко мне, желанная,

Не стремись развлечь беду –

Я обманут ночью пьяною,

До рассвета не дойду.

Ох, встану, выйду, хлопну дверью я –

Тишина вокруг села –

Опадают звезды перьями

На следы когтистых лап.

Пряный запах темноты,

Леса горькая купель,

Медвежонок звался ты,

Вырос – вышел лютый зверь:

Выпей – может, выйдет толк,

Обретешь свое добро,

Был волчонок, станет волк,

Ветер, кровь и серебро.

Хэлависа.

Пролог.

1

– Что ж, Ваша светлость. – Мэтр Лорэ, один из лучших художников Эвитана, сейчас серьезен как никогда. – Вне всякого сомнения, на обоих портретах - одна и та же дама. Ваша бабушка.

– Портреты - день и ночь, – герцог удивленно взглянул на собеседника. – Судя по картине в мидантийской раме – бабушка была редкой красавицей. А вот полотно слева...

– Совершенно другая школа. Общее одно: ваша бабушка, вне всяких сомнений, была очень привлекательной дамой. И, осмелюсь сказать, это отразили оба портрета, – почтительно склонил голову художник.

Одно и то же лицо… только женщины - абсолютно разные. Наряд и драгоценности значат немало, но не изменят души. А между этими дамами – ничего общего, кроме имени.

С роскошного портрета кисти самого Алиэ Готта надменно и холодно улыбается молодая красавица. Когда-то в детстве герцог не отличал ее от десятков других. Бесчисленные портреты Гербовой Галереи если чем друг с другом и схожи, то именно выражением лиц.

Пятьдесят лет минуло, триста ли пятьдесят? Всё те же истинные аристократы - в своем высокомерном величии. Скучные люди потратили жизнь, чтобы не уронить чести предков.

Бабушка... Как странно называть так не дожившую до рождения внуков.

Алое, сильно декольтированное платье - мода той эпохи. Блеск ледяных зеленых глаз, блеск бриллиантов в фамильном колье, блеск рубинов в высокой прическе. Правда, к таким глазам больше пошли бы изумруды, но…

«Вне всякого сомнения» (как сказал некий весьма неплохой мастер кисти), дама - истинная аристократка. И по праву занимает достойное место в семейной галерее.

А на портрете неизвестного художника юная девушка в простом белоснежном платье бежит по залитому солнцем весенне-зеленому лугу. Дворянка, горожанка, крестьянка – не угадать. Ни диадемы, ни колец, ни сережек. Лишь в распущенных светлых волосах - венок из ромашек, розового клевера и, кажется, васильков. А в озорных зеленых глазах пляшут золотые блики солнца. Отражают юную зелень травы…

Кажется, девушка – тоненькая, легкая, облачно-воздушная – летит над лугом. Навстречу своей судьбе, свету… Возможно – будущему счастью.

Только разве внуку не известна судьба собственной бабушки?

– Да, это - тоже она, – с улыбкой подтвердил художник. – Ваша знаменитая родственница. Ей посвящено, кажется, тридцать с чем-то баллад...

– Уже сорок восемь. Еще с десяток пьес и тринадцать рыцарских романов. И это только из известных литературе. И одна пьеса пишется сейчас - очень неплохая. Возможно, я даже разрешу ее поставить... Интересно всё же, какой бабушка была на самом деле? – герцог отбросил со лба прядь непослушных темных волос – тоже фамильных. – На этих картинах - два совершенно разных человека. Но раз вы уверены, что обе – подлинники... Как вы полагаете, мэтр Лорэ, кто из портретистов прав? Или это просто разные периоды бурной жизни прекрасной герцогини?

– Вряд ли, – покачал головой художник. – Не будем забывать, эта достойная во всех отношениях дама прожила не столь уж долгую жизнь. Если вам интересно мое мнение - я верю мастеру, чье имя не сохранило время. Вряд ли сильно ошибусь, если скажу, что сей шедевр – а это шедевр! – рисовал влюбленный...