Дочери Лота И бездарный Подмастерье Часть 2

Главы 1 - 4

Часть вторая

Глава 1

I
 

Звук захлопнувшейся входной двери, оповестивший о выходе Аколазии из дома, донесся до проспавшего все утро Подмастерья сквозь сон. Он не разбудил его, ибо тяга ко сну еще довольно долго держала его сознание отключенным от притаившихся на время мыслей. Проснувшись, прежде чем пошевелиться и открыть глаза, он перво-наперво попытался определить сколько времени прошло с момента ухода Аколазии. “Прошло не бо лее часа. Если сейчас примерно одиннадцать, она вышла около десяти. Не вытерпела до полудня. Сейчас она долж на уже подъезжать к аэропорту”, подумал он. “Если самолет опо здает не более чем на час, к четырем они должны быть дома”, за ботясь, как всегда о строгом соблюдении рабочего графика, успокоил себя Подмастерье.

Несмотря на позднее время, он не спешил вставать. Он даже придумал уловку, чтобы подольше понежиться в постели. Она состояла в том, что он обязывался не вставать, не решив, какую тему предложит Аколазии в очередном курсе. Хотя некоторые его соображения устоялись задолго не только до утра, но и до встречи с Аколазией, задача казалась очень привлекательной и без того, что возможность ее решения возводила ленивые потягивания и переворачивания в постели до необходимых для нее условий.

С самого начала было ясно, что о выходе за пределы древнего мира не могло быть и речи. Но в самом древнем мире следовало сделать выбор, неслучайность которого должна была быть обоснована на совесть. Это было тем важнее, что Подмастерье заранее знал, в пользу кого этот выбор будет сделан, а еще более важным было то, что он не обманывался на счет того, почему этот выбор был таким, а не иным.

Да, он должен был отдать предпочтение древним евреям перед древними египтянами и древними римлянами и знал, что авторитет Ветхого завета влияет на него и теми своими сторонами, которые не были освоены сознательно, да и вряд ли были освоены вообще. Простой отказ от древнеегипетской и древнеримской культур он пресек в себе с самого начала. 

И хотя он не мог полностью избавиться от признаков игры в своем намерении мотивировать отказ от них, он по меньшей мере мог утешить себя тем, что отнесется к игре со всей серьезностью и не допустит заметных отклонений от ее правил. Он не упустил случая похвалить себя за то, что не уцепился за вполне благовидное решение не слишком задерживаться на обоснованности выбора, наметив курсы, основанные на древнеегипетском и древнеримском духовном опыте вслед за древнееврейским. 

К непосредственным проявлениям честности было приписано возражение, что даже если откладываемым на будущее курсам суждено осуществиться, смещающее их во времени предпочтение нужно было оправдать.
Застраховав себя от расставания с постелью по меньшей мере на час и устроившись поудобнее, Подмастерье, не открывая глаз, предался усиленным размышлениям.

II

Самым естественным путем обоснования выбора представлялось выявление достоинств одного опыта над другим, но поскольку до прохождения курса полностью говорить о достоинствах было неуместно, причем как в отношении выбранного курса, так и в отношении отвергнутых, Подмастерье вынужден был ограничиться указанием на недостаточность достоинств отвергаемых культур в интересующем его аспекте. Благо, взаимоотношения мужчины и женщины никогда не находились на периферии сколько-нибудь выдающихся культур. 

То, что от древнеегипетской культуры сохранилось сравнительно мало текстов, относительная незначительность которых не представляла большой тайны, облегчало проникновение в эту культуру через толкование сохранившихся памятников несловесного рода. Ведь мыслительная способность народа и его отдельных представителей могла проявиться в изобразительном искусстве, причем в более непосредственном и не столь подвластном искажениям толкователей виде. 

Подмастерье представил себе картину одного древнеегипетского художника, - которого трудно было не величать мыслителем, - изобразившего землю в облике лежащего на спине обнаженного мужчины с эрегированным детородным органом, а небо - в облике изогнувшейся обнаженной женщины, склонившейся
над ним и, быть может, изгибом тела отражающей тогдашнее представление о небосводе.

В чем же проявлялась работа мысли художника, на первый взгляд запечатлевшего лишь одну из возможных поз любовного сношения? То, что истиной отношения между мужчиной и женщиной в ее наивысшем и благороднейшем смысле в обыденном представлении является порождение и поддержание жизни, скорее затемняет сущность отношений между ними, чем проясняет ее. 

Древнеегипетский художник дерзнул посягнуть на привычное и достоверное представление о том, что мужчина олицетворяет оплодотворяющее начало, а женщина - оплодотворяемое, перетолковать которое, казалось бы невозможно, и перевернул его вверх дном. Вряд ли забыв о естественных функциях мужчины и женщины, а значит, памятуя о том, символами чего они могут служить, художник хотел, видимо, отразить и нечто такое, что не могло быть сведено к первой приходящей в голову мысли об их отношениях, но что, однако же, могло быть выражено наилучшим образом именно ими.

Быть может, ему важно было подчеркнуть, что для возникновения жизни необходимо поражаться; тогда, порождение естественнее всего перенести на поражающую составляющую, каковой, все по тому же обыденнейшему представлению, является женщина. Мужчине же отводится роль терпящего поражение, пассивного начала. Художник в своей картине подчеркивает значение предфазы отношений, которая, в силу, быть может, более земных, более плотских, представлений теряется в общераспространенных. А между тем эта начальная фаза для своего осуществления нуждается и в духовном опосредовании, правда, это последнее в большинстве случаев имеет подчиненное значение.

III

И вот, нужно было придраться к прекрасному ходу мысли древнего египтянина, чтобы завоевать право углубления в него в неопределенном будущем. С самого же начала Подмастерье отбросил мысль о том, что художник в своей картине противостоял господствовавшему в его эпоху взгляду или даже взбунтовался против него.