Доктор, да вы больной! 4

Глава 1

Глава 1

Когда выхожу из автобуса и забираю свой рюкзак, ко мне подходит крепыш среднего роста. Он одет в простую ветровку, под которой футболка. Ещё на нём джинсы, кроссовки. На голове короткие волосы, а ещё у этого парня очень моложавое лицо. Однако он очень старается выглядеть старше и солиднее, потому отращивает усы. Выглядит довольно комично, но именно этот молодой человек представляется лейтенантом ФСБ Михаилом Левченко. Здоровается, просит отойти в сторону, якобы чтобы не мешать остальным пассажирам, а потом украдкой показывает мне удостоверение.

Улыбаюсь ему, он делает то же в ответ, но очень скромно. Из вежливости, а кроме того ему же надо оставаться серьёзным. Иначе снова будет выглядеть на свои 20 с небольшим, и усы не помогут.

– Пойдёмте, – говорит. – Моя машина за углом.

Офицер помогает нести мой рюкзак. Кладёт его в багажник машины – это пыльный УАЗ «Патриот». Обычный, – ни номерами, ни какими-то другими знаками техника не выдаёт свою принадлежность к контрразведке. Это и понятно: обстановка тут сложная, мало ли. Михаил едет по Донецку, я смотрю в окно. Город кажется совершенно типичным, провинциальным, мирным и тихим. Но лишь до той поры, пока не вижу первые следы войны. Это обожжённые дыры в жилых домах и других зданиях, заделанные кирпичами. Встречаются они не так чтобы слишком часто, однако сердце невольно сжимается от волнения. Вдруг прямо сейчас что-нибудь взорвётся поблизости? Невольно крепко хватаюсь за ручку на двери.

От лейтенанта мой жест не ускользает.

– Не бойтесь, доктор Печерская, – говорит он. – Сегодня с обеда тихо.

Я машинально киваю, но внутреннее напряжение остаётся, и тут же спрашиваю изумлённо:

– С обеда?!

– Да, ночью и утром были прилёты. Противник около десяти часов выпустил четыре кассетных боеприпаса по Петровскому району. Ещё в 11:15 было упали три снаряда калибром 155 миллиметров.

– И кто-то… погиб? – спрашиваю тревожно.

– Пострадали три человека.

– Простите, куда мы едем? – задаю новый вопрос.

– В больницу.

– Ту самую, где работал… – прочищаю горло, поскольку я же себе запретила думать о нём в прошедшем времени! – где главврачом Никита Михайлович Гранин?

– Да.

Левченко крутит баранку машины ещё примерно полчаса. Порой приходится объезжать рытвины на асфальте, и хотя он скорее всего потому, что улицы давно не ремонтировали, мне кажется – это следы обстрелов. А может, так и есть. Спрашивать не решаюсь, чтобы не выглядеть глупенькой туристкой, которая тычет во всё подряд, разинув рот и охает и ахает. Меня больше всего другое удивляет: сколько ни слышала о здешних событиях, всегда казалось: люди передвигаюсь пригнувшись, от дома к дому короткими перебежками. Но нет. Ничего подобного. Спокойно идут по своим делам, с покупками и без, мамочки с малышами в парке играют, подростки на велосипедах гоняют. Обычное, мирное течение жизни. Мне кажется это удивительным.

– Думали, у нас тут Сталинград? – горько улыбается лейтенант.

– Простите, – киваю, поскольку он угадал мои мысли, а они не слишком тактичные по отношению к местным жителям.

– Да многие так думают о нас. Но ничего, живём, как видите. Врагу назло. Раньше, конечно, было намного труднее. Последние пару месяцев стало тише. Линия фронта отодвинулась.

– Простите, товарищ лейтенант, вы местный? Судя по фамилии…

– Да, дитя народов, – улыбается Михаил. – Мама казачка, папа украинец.

– Они живы?

– Конечно. В Воронеже.

– А вы как же здесь оказались? Или гостайна?

– По зову сердца, – серьёзно отвечает мой спутник. – Ну, вот и приехали.

Мы выходим из машины, и сердце моё замирает от ужаса. Четырёхэтажное здание – главный корпус, довольно небольшое, длиной около полусотни метров и глубиной примерно двадцать, сильно разрушено. По сути, это не строение больше, а руина. Ни одного целого окна, в середине провал от крыши до второго этажа. Рядом на территории разбросаны куски дерева, пластика и металла, обломки кирпичей и бетона.

Молча смотрю на этот хаос и ощущаю, как по лицу начинают течь слёзы.

– Много людей тут погибло? – спрашиваю сквозь ком в горле.

– Шестнадцать человек. Десять пациентов и шесть медработников. Ещё двадцать семь ранены.

– А Гранин? Мне звонил недавно какой-то человек, сказал, что обнаружили его тело. Опознали по удостоверению.

Левченко хмурится.

– Кто вам звонил?

– Не знаю. Я от шока выронила телефон, он разбился.

– Продиктуйте ваш номер.

Выполняю просьбу. Лейтенант достаёт смартфон, отходит и кому-то звонит. Пока я стою в ожидании, не зная, что делать дальше, прислушиваюсь к звукам вокруг. Снова: обычное течение жизни. Не воют сирены, не раздаются выстрелы и не гремят взрывы. Шуршат шины по асфальту, шумят моторы машин.

Левченко вскоре возвращается.

– Я выяснил, кто вам звонил. Пойдёмте.

Он ведёт меня, но не к разрушенному корпусу, а в обход. Вскоре оказываемся около приземистого одноэтажного здания, возле металлической двери которого простенькая, намалёванная краской надпись на табличке: «Морг». Что ж, мне и в таких местах бывать доводилось, давно перестала бояться.

Лейтенант стучит в дверь, нам открывает пожилой мужчина в белом халате не первой свежести. У него осунувшееся лицо с двухдневной щетиной.

– Вы врач-патологоанатом Иван Петрович Родненко? – спрашивает его мой спутник и, когда тот кивает, показывает удостоверение. – Нам нужно опознать тело главврача Гранина.

Коллега смотрит на меня.

– А вы – Эллина Родионовна Печерская? – грустно улыбается он. Вроде как нужно это делать при знакомстве, тем более с молодой женщиной, обстановка нерасполагающая к радости.

– Да.

– Это я вам звонил. Потом пробовал ещё, но вы не ответили. Решил, не хотите больше слышать…

– Я разбила телефон и не сразу восстановила симку.

– Да? – лицо патанатома светлеет. Но тут же снова становится грустным. – Проходите.

Мы идём по плохо освещённому коридору. Стоит перешагнуть порог, как в нос ударяет привычный для таких мест запах формалина. Его ни с чем не спутаешь, и он отсюда, вероятно, никогда не выветрится, пока это место существует. Родненко проводит нас в свои «владения». Вскоре мы оказываемся в помещении с холодильниками.