Долг

Долг

–В этот день восторжествовал свет и пала тошнотворная едкая тьма! В этот день добродетель возвысилась и обрела во владении своём жизни наши! – на роль нового глашатая своих (теперь уже точно своих земель) король Мантэр выбрал очень правильного человека – в прошлом жрец, он ныне потрясал собравшихся на площади своим громким вещанием.

Толпа ревела и ликовала. Толпа обожала глашатая так, как могла любить бы самого бога, и любила она его лишь за то, что он возвестил сейчас победу короля Мантэра.

А вот сам король Мантэр был мрачен. Тяжкое осознание свершившегося вырвало из его души всякий безрассудный триумф, ибо победа, пришедшая на поле боя, свершённая победа, похоже, не значила окончательной победы и разворачивала жернова борьбы с новой силой.

Молчали и советники короля Мантэра. Все они были людьми военными – славные вояки, гордые многочисленными победами, храбрецы и просто преданные люди.

Но что они могли сделать за пределами поля битвы? Что от них было толку в его думах?

Глашатай вещал на площади, но звук его голоса проходил и сквозь мощные стены башни, которая так скоро и беспечно сменила владельца, изгнав из себя прежнего хозяина – мятежного принца Филиппа, приходившегося королю племянником…

Но мрачность Мантэра не имела ничего общего с родственными чувствами – он давно уже привык к предательствам самых близких, и племянника своего, как все утверждали, он знал довольно плохо, не сближался с ним, и, как шутили неистребимые уличные певцы, был прав – мятежником тот оказался, за что и поплатился, за что и был разбит, и теперь бежал куда-то…

Недолго ему бегать!

–Ваше величество, – наконец заговорил Рудольф – вечный воитель, человек добродетельный и преданный, – мы хотим вас поздравить с победой над вашим…

–Благодарю, – сухо отозвался король, не давая Рудольфу закончить похвалы.

Советник переглянулись. Они чувствовали все как один, что им здесь нет места, что не их общества ищет король, но Мантэр пока не дал распоряжения о том, что они могут уйти. Остаётся ждать.

–Ваше величество, – это подал голос уже генерал Септий, человек осторожный, но решительный, – если вы позволите, то я возглавлю охоту на мятежника. И уже через два-три дня его голова будет у ваших ног!

Мантэр не сомневался, что так оно и будет, что глупый юнец–Филипп найдёт свою смерть от рук Септия, если только Септий получит такой приказ. Но мрачность Мантэра исходила от одной страшной мысли, которую он понял ещё при первом своём походе на северные, вечно желающие свободы земли, и вечно не знающие, что с этой свободой делать.

Мантэр понял тогда, что свобода разъедает. Он прибыл на север от имени своего отца, прибыл к переговорам, и понял с ужасом и трепетом, что от славного северного духа остались лишь какие-то алчные тени, голодные, злые, истребляющие себя.

Они нуждались в порядке. Получив свободу (пусть и незаконную) от короны, правители севера не удержали своего народа в новых законах и напоролись на неприятие. Когда ситуация приблизилась к падению всего севера и разведчики сообщили о шпионах вражеских земель, что начали присматриваться к ослаблённой земле, опозоренные, ветхие в своей власти правители принесли свою призрачную свободу в дар короне, моля в обмен дать им защиту. Оставалось справиться лишь с некоторыми отчаянными людьми, что не поняли тогда своего проигранного поражения.

Тогда будущий король Мантэр пошатнулся в своём знании.

Наставник вещал ему с детства о том, что хороший король не допускает войны и разорения, что хороший король любит и бережёт своих подданных, но на практике принц столкнулся очень быстро с тем знанием, что хороший король должен жертвовать не только своим, но и чужим благом для спокойствия земли.

И для этого избирать всякие методы.

Он научился с этим жить. Взойдя на престол, сумел совладать с народом, сумел держать его в крепкой руке и вёл народ к процветанию. И когда народ приподнимал голову, когда уже видел своё процветание…

Тогда король Мантэр изобретал врага своей земле.

Это было сложным сплетением интриг, доступных во всей красе лишь самому королю, не желавшему открываться до конца ни перед кем из подданных – король должен быть отстранённым, недосягаемым, но жёстким – так он понимал свою суть и так вёл свой путь.

Подкупались шайки-налётчики, нападали на повозки с зерном и разбивались головы статуй…

–Народ не может всегда процветать, – сокрушался Мантэр, – всякий цветок увядает, и чтобы продлить его жизнь, я должен проводить его через испытания.

Поделиться король своими мыслями ни с кем не мог. Во-первых, считал, что всё, что известно двоим, известно всем. Во-вторых, полагал, что ему одному, как королю и правителю земель, нести этот грех.

Единственным собеседником короля было его собственное отражение. Отражение с ним соглашалось и явно умело держать тайны, и когда отражало бледный лик своего короля, оставалось таким же непогрешимым и не думало даже его приукрашать.

–Народ развивается лучше, когда не застывает в благости. Тот, кто живёт в раю, не хочет трудиться на земле, – убеждал себя Мантэр, и отражение соглашалось: не может.

–Завтра всё будет иначе. Завтра всё будет по новому закону, хоть и по старому образцу. Завтра я буду велик, но сегодня…– король Мантэр не любил свою слабость, и всеми силами не поддавался ей. Он даже у целителей не появлялся и не приглашал их к себе.

Слабый король – это не король. Это человек. Человек смертен, король – нет.

Король Мантэр не показал своей слабости при разливе реки (для этого ему пришлось тайно часть укреплений с берега и упокоить тех, кто участвовал в этом), при двухлетнем голоде (пришлось изрядно потрудиться, чтобы загубить в тот год урожай), и даже при наплыве разбойников с юга (спасибо зерну за высокие цены). Да и народ, глядя на своего короля, встречал каждую новую напасть с достоинством, а пережив её, возрождался с большим рвением, и прежняя печаль-беда уже не затрагивали народ.