Долгое прощание

Долгое прощание

Линор помнила последние месяцы фрагментами, вспышками в памяти. До прошлой недели.
 

Вначале было:

— Попрощайся с мамой, малыш, — высокий мужчина с густой щетиной и уставшими глазами передал Линор розу.

Светловолосая девочка, не отпуская второй рукой подол чёрного платья, взяла цветок и подошла к самому краю неглубокой ямы. Металлический гроб был опущен. Она так и не увидела в нём маму. Потому что была авария. Отец сказал, что так даже легче — не видеть лица. Линор неловко дернула рукой и роза беззвучно ударилась о стальную крышку.

От панихиды решили отказаться, все деньги ушли на организацию похорон. По дороге домой отец молчал, Линор считала дорожные знаки. Когда они подъехали к дому, их было шестьдесят три.

Потом наступили месяцы пустых коридоров, серых стен и звенящей тишины. Иногда Линор плакала после школы. Но так, чтобы отец не слышал. Знала, насколько он не любил плач. Его это выводило и в лучшие времена. Он перестал разговаривать, неделями не менял одежду, по вечерам выпивал стакан бурбона.

«День был тяжёлый, чемпион», — говорил он всякий раз, когда встречал её встревоженный взгляд.

Поговорить с отцом не получалось: у него сразу стекленел взгляд и мысли уносили его настолько глубоко, что он не замечал, как Линор уходила в свою комнату.

Но всё изменилось в день, когда отец принёс домой наушник.

Снимал он его только на ночь и закрывал в тумбе. Всё остальное время не расставался, постоянно разговаривая. Линор не слышала, о чём говорил отец, а на вопросы об этой штуковине повторял: «для работы, чемпион».

Это было неправдой, Линор точно знала. Потому что в доме снова заиграла музыка, вернулись старые запахи — отец начал готовить. Синяки под глазами исчезли, горсть антидепрессантов перестала быть частью ежедневного рациона.

Линор была уверена, что у отца появилась женщина. Ради кого ещё он стал бы бриться и наряжаться в свежее бельё. И как объяснить продолжительные разговоры со смешками за закрытой дверью родительской… отцовской спальни.

Подозрения сменились замешательством, когда на день рождения Линор ждал домашний лимонный пирог. Она отломила вилкой кусочек, на глазах проступили слёзы.

Сдерживая дрожь в голосе, она повернулась к отцу:

— Пап, как у тебя получился такой пирог?

— Нашёл рецепт в сети, готовил практически под диктовку. Понравилось, чемпион?

— Спрашиваешь.

Линор точно знала, что он лжёт. Потому что такой пирог готовила только мама.

Девочка не подала виду, хотела знать наверняка. Нужен был вопрос, что-то, что могла знать только мама. Что-то личное.

Выждав несколько дней, Линор подошла к отцу:

— Пап, я хочу сходить завтра в кино с Саймоном. Ты не против?

Со спины было видно, как он напрягся. Отец медленно расправил плечи и повернулся:

— С Саймоном?

Линор была уверена, что он сейчас усердно слушает то, что ему говорят в ухо. Его лицо тут же прояснилось:

— Да, конечно, нет проблем! Я отвезу тебя.

— Спасибо, пап!

Линор дождалась позднего вечера. Трёх пилюль снотворного, размешанных в вечернем стакане сока, вполне хватило, чтобы отец отключился, как только его голова коснулась подушки.

Когда он захрапел, Линор на цыпочках зашла в спальню и открыла дверцу прикроватной тумбы. Кодовый замок. Она ввела свою дату рождения, сейф издал неприятный звук. Отец поморщился во сне. Третий вариант оказался верным — дата свадьбы родителей. Раздался щелчок. Полдела сделано. Она схватила наушник и выскочила из комнаты.

Натянув джинсовый комбинезон, Линор взяла за домом садовую лопату, фонарь и двинулась вдоль дороги. Шестьдесят три знака, не так уж далеко. Но стоило поторопиться, чтобы вернуться к рассвету.

По дороге на кладбище не попалось ни одной машины, пригород уснул. Центральные ворота закрыты. Линор медленно пошла вдоль забора в надежде найти брешь или покорёженные прутья.

«Есть!»

Та часть кладбища, где веками пылились склепы, давно не ремонтировалась. Вандалы этим и пользовались — двух прутьев не хватало. Линор без труда пролезла и, пригнувшись, пошла к главным воротам. В будке администрации никого.

Вспоминая мрачный день пять месяцев назад, она пошла на поиски могилы.

— Потом налево, метров пятьдесят прямо и направо, — бубнила себе под нос. — Здесь.

Отложив пышный букет, Линор начала копать. Было глубоко за полночь, когда лопата со звоном ударилась о метал. Звон разрезал тишину кладбища. Девочка прислушалась. Тишина. Расчистив верхнюю часть гроба от комков влажной земли, она выпрямилась в полный рост, достала наушник.

Секунду поколебавшись, вставила его в ухо и нажала на сенсор. Раздался заспанный женский голос:

— Дорогой, не спится?

— Привет, мама.

Интонация изменилась:

— Линор? Детка? Ты не представляешь, как я рада тебя слышать! Почему так поздно? Кошмар?

— Мам, мы можем увидеться?

— Детка, я всей душой желаю этого, но…

Линор уже не слушала. Встав на нижнюю часть крышки, она впилась пальцами в верхнюю. Медленно, но она поддалась. В нос ударила трупная вонь. Перед Линор лежало обезображенное тело. По лицу будто прошлись тёркой, выше локтя проступали червеобразные швы.

Девочка медленно перевела взгляд на губы.

— Мам, скажи что-нибудь.

— Малышка, где ты сейчас? Можешь передать меня папе?

Линор, не отводя взгляда с губ, сняла наушник и убрала в нагрудный карман.

— Без проблем.

Включенный в доме свет было видно издалека. Наверное, отец проснулся ночью и обнаружил открытую тумбу.