Дом с голубыми ставнями

Дом с голубыми ставнями

Низкий дом с голубыми ставнями,

Не забыть мне тебя никогда...

Сергей Есенин

Мама держит курс на север. Варя еле поспевает за ней. Они обе трясутся на велосипедах: мама — на стареньком, обшарпанном, а Варя — на новеньком, ещё не успевшем покрыться пылью. Путь был неблизкий. В корзинке мама везла клубнику — для тёти Вити. Та, сказала мама, уже много лет живёт одна. «Ей, наверное, скучно», — предположила Варя, и мама быстро закивала в ответ. «Да, доченька. Поэтому мы к ней и едем».

Варя ни разу не была у тёти Вити. Так, слышала пару раз о существовании оной, и её передёргивало. Она уже видела старых людей. Они все чрезмерно тонкие, с морщинистым телом и без зубов, отчего никогда нельзя разобрать, что они говорят. А ещё у многих не все дома, и Варя старалась лишний раз с ними не сталкиваться.

Но всё же поехала. Ей не хотелось переживать за маму: мало ли что может случиться в дороге или у тёти Вити, — да, к тому же, она утешала себя мыслью, что будет сторожить велосипеды и в дом не зайдёт.

Поэтому поездкой она почти что наслаждалась: ветер дует в лицо, треплет волосы, ноги гудят от приятной усталости, да ещё и природа, какая природа! Всюду зелень, почти всегда открытая местность, и видно закат; воздух прохладный: вечер уже; а ты летишь с горки по асфальту и рассматриваешь надписи на разрушенных зданиях.

Чем тебе не настоящий конь? И несётся с той же прытью, и подпрыгивает под тобой, и порой бренчит звоночком, точно ржёт...

Варя едет медленно, как и мама, и ловит взгляды прохожих. В основном это дети, вышедшие на улицу после жаркого дня. Многие смотрят завистливо, некоторые хмурят лоб и неодобрительно качают головой. Варе кажется, что они знают, куда она держит путь, и предупреждают: «Зря ты туда поехала, зря!» Она старается не смотреть на них, однако натыкается на эти взгляды всё чаще и чаще. Варя думает, что это никогда не закончится, но мама поворачивает налево, и они скрываются за домами. Вот и дорожка. Она ведёт прямо во двор, минуя забор и калитку. Варя замечает: часть забора сломана. Они въезжают и тормозят у низенького дома с голубыми ставнями. Варя слезает с велосипеда. Дорожка кончается у ещё одной калитки: та соединяется с сеткой, окружающей дом. «И кому понадобилось здесь ставить сетку?» — думает Варя, одновременно оглядываясь. Неподалёку стоит ветхий колодец — немного покосившийся, по-видимому, не рабочий; стог сена, накрытый тряпьём, и — дальше — лес. «Ну, может, не лес, а поле, — думает Варя. — Тут же степь всё-таки». Всё настолько дикое, что ей становится не по себе. Мама стучит в окно и громко зовёт тётю Витю: та, скорее всего, плохо слышит. Лицо её сосредоточенное, взволнованное. Варя старается на неё не смотреть, потому что от этого взгляда становится ещё страшнее. А вдруг тётя Витя спит? А вдруг ей плохо? А вдруг... вдруг она умерла? Тревожные мысли вертятся в голове, словно юла, и не дают нормально оценить ситуацию.

Наконец тишину (это Варе кажется, что вокруг тихо; на самом деле природа полна звуков) разрывает мамин голос: тётя Витя её всё-таки услышала. Мама почти что радостно отходит от окна и бредёт к калитке, из которой сразу выныривает чёрно-белый кот. На самом деле он не такой уж и чёрный — скорее, пожухло-тёмный. А вот белый какой-то чересчур яркий — неестественный. Варя следит за ним глазами, пока тот не скрывается за деревьями.

Всё вокруг тревожно: на верхушках акации противно трещит сорока; под ногами гудит трава. Это сверчки тянут свою протяжную песню, точно бурлаки баржу. Один выделяется — кричит громче всех. «Видимо, солист», — думает Варя.

Мама несколько раз возвращается к окну и напоминает о своём существовании. На третий раз тётя Витя, наконец, откликается, и мама вновь ожидает её у порога.

Варя нервно ждёт. Действительно, зря поехала. Только время драгоценное потеряла. Она садится на багажник велосипеда: ноги уже затекли. Вскоре мама исчезает за дверью. Исчезает и пакет с клубникой. И тут Варе становится по-настоящему страшно.

Буйный ветер колышет траву, насмешливо скрипит голос сороки, вздуваются тряпки на сене. Мимо идут люди — пара. Варя отворачивается, не смотрит на них, но — увы — не знает, не смотрят ли они на неё.

Она стоит одна посреди чужого двора, жизнь вокруг течёт своим чередом, и только она, Варя, тут лишняя. Чужая. А сверчок в траве всё тянет свою мелодию, кричит, выплёвывает её Варе в лицо. Она подходит — не может больше сидеть — и пытается его увидеть. Почему он такой громкий? Почему он один?..

Варя подрывается — замечает какое-то движение справа — и выдыхает, увидев, что это всего лишь кот. Он свернул с дороги и пошёл по высокой траве, заполонившей этот двор. Сверчку плевать: он не боится котов. Кот идёт обычным шагом и, лишь поравнявшись с Варей (и встретившись с ней взглядом), начинает бежать. Бежит туда, где ранее скрылся кот тёти Вити. Этот тоже чёрно-белый — и Варе кажется, что она сходит с ума. Она осматривается, щипает себя и удостоверяется, что это реальность.

Мама ещё в доме; Варя думает, что прошло полчаса или даже час, руки потные, липкие, в голове шевелятся мысли. Солнце начинает исчезать из виду, скрываться за деревьями, а с другой стороны тускло светит луна. Темнеет. А мама ещё не вышла.

Тогда Варя, озябшая, испуганная, сама того не подозревая, начинает её звать: «Мама, мамочка, ну где же ты? Когда ты выйдешь? Нам уже пора обратно. Дорога длинная, а ночью ездить опасно. Мама, выходи!»

Она бродит по двору, мысленно произнося эти слова, а ночь всё наступает, наступает, наступает.

Внезапно её пронзает мысль: «А что если посмотреть?» Варя мгновенно разворачивается. Она смотрит — нет, впивается взглядом в эти бледно-голубые стены, в эти тёмно-голубые ставни... Подходит к окну — левому, единственному открытому — неблизко, но чтобы можно было видеть, что творится в доме. Старая прозрачная занавеска не даёт заглянуть, всё кажется размытым, непонятным, не тем.