Донжуан

Любаша

Любаша, кажется, была уже невменяема, когда он покинул ее дом. Вечер был мягкий и нежный, воздух пах свободой, а очарованная городская даль манила и пленяла. Стильные светлые брюки и бежевый свитер тонкой вязки подчеркивали его молодость, оттеняя густые тёмные волосы и совсем недавний загар, который выгодно отличал его от бледных с зимы соотечественников, не успевших еще никуда слетать этой весной.

В машине ему захотелось джаза, и он не найдя ничего подходящего, решил вкусить живую музыку.

В отличии от Любаши, которая наклюкалась почти мгновенно, заливая в себя подряд все, что немного пахло алкоголем, Андрей предпочел в этот вечер не пить. Во-первых, он предполагал, что собственно так всё и выйдет: тётенька напьётся и уснёт, не способная уже ни на что из того, о чём он жарко шептал ей сначала в баре, где они встретились, потом в её роскошной квартире. А во-вторых, предчувствуя свободный вечер, мужчина уже строил не слишком серьезные планы. Он хотел насытить органы своих чувств: послушать живую музыку, насмотреться на красивых девиц, натактильничаться, набестактничать. С Любочкой, которую он звал не иначе как «любовь моя», ему приходилось фокусироваться и «работать». Одно неверное слово, неосторожное движение, случайный взгляд на грудь мимопроходящей прелестницы и дело не выгорит.

Любаша, то есть Любовь Николаевна Нечитайло, конечно, была ему никакая не любовь.

Она была вдова одного из бывших воротил судеб народных, владельца конгломерата химической промышленности. Любаша вышла замуж молоденькой красоткой, а сейчас была уже устаревающей моделью человеческого коварства и пороков. Дважды в год она ездила в Ниццу, трижды в Венецию, любила слетать в Тайланд на выходных, ежедневно прозябала в салонах красоты, пытаясь ту самую пресловутую красоту если не вернуть, но навести на себя, как мираж. Вновь наведенная красота меркла, блекла, смывалась струями воды, слетала при занятиях фитнесом и йогой. «И зачем ходить накрашенной в фитнес-клуб?» каждый раз думал Андрей, что за идиотизм такой, деньги на ветер? Но замечаний не делал, мило улыбался, чмокал Люблюбоньку в сухую щёку и уезжал отсыпаться. Самому ему качать мышцы и наращивать массу было, что называется, сильно влом.

И действительно, после пары часов в спортзале начинало сильно ломить поясницу, болели ноги, ягодицы, какой-никакой бицепс тоже болел. Одной тренировки в год было ему достаточно, чтобы вспомнить, что он и без того еще хорош, а качалка – для лохов.

Другое дело выспаться всласть, пока перспективный объект сводит с себя семь потов. Чем сильнее устанет Любаша, чем больше набегается, тем проще ему с ней будет вечером. Чаще всего она так уставала, что ни на что уже не была способна и ни на что не претендовала. «Милый, ты уж прости, потерпи сегодня» виновато шепелявила она ему в ухо, слюнявя его и обдавая спиртовым дыханием. Любаша была откровенно противна Андрею, и тем хуже ему приходилось: это надо было скрывать.

Девушке донжуана было сорок восемь лет, у нее не было детей, зато было судебные разборки по поводу наследства с детьми почившего мужа от первого брака. Прохвосты нашли возможность оспорить и ту часть несомненной доли Любаши, которую она сумела получить по завещанию, и теперь все грызлись за три ее московские квартиры и небольшой магазин элитного алкоголя. Сущая мелочь, ведь отпрыскам и так отошло «много всего», но тут уж взыграла ненависть, которую Любаша всегда вызывала у них. «Они просто хотят меня убить» - всхлипывала несчастная липка, которую всем хотелось ободрать. Между тем, раньше все обстояло иначе. У Любаши ничего не было. Сначала секретарша, потом любовница, а после уже и законная жена, именно она отобрала у них иллюзию крепкой семьи, и этого ей прощать никто не собирался. Завещание вроде было завещано как положено, но юристы ненавистных отпрысков пытались доказать, что Нечитайло был невменяем, когда его подписывал.

Теперь Любаша была всё чаще занята делами, таскаясь то по судам, то к адвокату, а Андрей как мог поддерживал ее. На деле ему было  в достаточной мере все равно, однако, перемены в материальном положении постоянного работодателя не были на руку.

Вечер он провёл томно: наслаждение живой музыкой быстро переросло в жажду проявления собственной крутости. А единственное, в чём Андрей был действительно крут – это охмурение женщин.

Наутро он выбросил не взглянув номер новой знакомой, оставленный на клочке бумаги.