Драгоценность черного дракона

Глава 2. Продолжение 1.

Прием во дворце наместника… на ней – новое кружевное платье, легкое, воздушное – лучший ильский шелк, самый дорогой, нежно-голубого оттенка. Аррон подарил его в честь первого выхода в свет. На нем самом тоже костюм из этого шелка – они прекрасная пара.

Её маленькая ладонь льнет к большой мужской, Арьяна ловит на себе взгляды дам – алчные, завистливые, - и надменно улыбается, раскланиваясь. В какой-то момент куратор отходит – но у неё и так сегодня отбоя нет от кавалеров, поэтому она только отмахивается, когда слышит прохладное:

 - Не желаете со мной потанцевать?

Исчезают шепотки. Смолкает музыка. Ей становится холодно – и тут же по жилам бежит огонь, заставляя задохнуться от неизведанного прежде ощущения. Он центр, сосредоточие. Он есть жизнь и смерть, начало и конец. Он… она и сейчас не может вспомнить лица. Только глаза – темно-фиалковые, с тремя зрачками и безумием, спрятавшимся на дне.

На самом деле это не вопрос – утверждение. Мужчина уверен, что она согласится. Белый плащ с черным подбоем, на котором темная птица держит в хищном клюве белоснежный цветок со сверкающими лепестками. Где же она встречала этот герб? Что-то важное… он обозначал…

Он протягивает руку, кивая в сторону паркета с замершими парами. Танец? С ним? Да не дай Создатель Ар будет ещё ревновать ко всяким неосторожным идиотам. Она так и говорит прямо в темнеющее от гнева лицо, не замечая, что в зале резко сгущаются сумерки. Жесткая ладонь хватает запястье, сдавливая, когда она пытается отшатнуться.

 - Чхаварре! – бросает злобно, зная, что сейчас сравнила этого странного мужчину с низшим сбродом. – Вы посмели коснуться меня без разрешения! Стража!

Голос дрожит – от злости на саму себя, от того, насколько жалко она, должно быть, выглядит в глазах света, от того, что этот мужчина смотрит на неё уже не с интересом – с презрением, граничащим с ненавистью. Но она не может остановиться – и высказывает обвинения, и подписывает их, закрепляя, даже толком не прочитав составленный стражами протокол. И лишь потом, много позже, уже в безопасном тепле дома она выслушивает первые упреки любимого в неосторожности и слышит это страшное.

 - Дурочка, ты обвинила в нарушении личной неприкосновенности алькона Смерти! Ты хоть представляешь, какое наказание его ждет? Он никогда тебе этого не простит!

Кажется или нет – но на миг в глазах Аррона мелькает злорадство – словно он несказанно рад этому факту. Но это сущая глупость! Приятный жар при взгляде на возлюбленного вновь разливается по венам, топя всю подозрительность в сладком дурмане.

Сейчас, вспоминая свое поведение, она чувствует лишь омерзение и усталость. Презрение к самой себе – будто её подменили. Но отчего, проклятье, при воспоминаниях об Арроне все ещё странно ноет душа?

 - Все куда сложнее, чем я думал.

Цепкие пальцы хватают подбородок, заставляя задрать голову. Они кажутся обжигающе-горячими, единственным источником тепла в этом мире, который ещё может её согреть.

 - Знаешь ли ты сама, сколько зелий плещется в твоей крови? Как ты ещё с ума не сошла от такой смеси. Аррон буквально превзошел сам себя, видимо, ты сильно сопротивлялась его влиянию.

Что? Смысл слов дошел не сразу. Пальцы дрогнули.

 - Он поил меня зельями подавления воли? – она хотела спросить – но из пересохшего горла вырвался только тихий хрип, отдавшийся болью в груди.

Однако, алькон каким-то образом понял. Качнул головой, подтверждая догадку. Миг – и он протягивает стакан воды.

 - Не двигайся, - подносит к самым губам, наклоняя для удобства, - пей, - спокойный приказной тон, - и можешь не говорить ничего вслух, повреждения, которые ты сама себе нанесла, оказались  слишком серьезны, чтобы быстро зажить.

Руки дрожат – так, что скрыть это просто невозможно, да и губы трясутся – стакан то и дело стукается, вода льется мимо, а она все вздрагивает, ожидая, что раздастся раздраженный окрик. Но выражение лица алькона вроде бы не меняется – он терпеливо поит её, а стакан наполняется сам собой ещё несколько раз.

 - Спасибо, - тихий шепот тоже отдается болью, но, по крайней мере, она может говорить.

 - У нас мало времени, - холодные черты лица остаются таковыми. В полумраке камеры его кожа почти светится, мерцая серыми огоньками, она кажется то серебристой, то, напротив, почти бронзовой, словно темнеет, а на ней проступают узоры. Едва ли заметные для человеческого глаза – сияет он магией, да так, что глаз не отвести.

 - Слушай внимательно, - длинные пальцы впиваются в плечо, но через мгновение мужчина ослабляет хватку. Зря. Здесь так страшно одной, что она не в силах расстаться даже с таким спутником. Он откидывает плащ с капюшоном - тот самый, белый с черным подбоем, - а потом снимает его – и бросает ей на колени. – Возьми, здесь довольно холодно для человека.

 - Я… - не успевает поблагодарить. Вообще сказать то, что хотела.

 - Прослушка отключена всего на несколько минут. Если хочешь жить, кивни.

Как только у неё голова не отвалилась от неистовых кивков. И мысли в голову не пришло возразить. Пока жив – многое можно изменить.