Драконья оспа

Глава 1. Draco pox

В поликлинике Ольге не нравилось. В конкретно этой, да и вообще во всякой. Вся эта вылизанная чистота, запах дезинфектора и аккуратный свет очень современных светильников. Наверное, всё это мало кого настраивает на позитивный лад – скорее на нервозный, ожидающий заключения о болезни. Даже если пришёл просто за справкой для бассейна. И не спасает даже то, что призрачно-белый свет не горит – сейчас день, и через широкие, во всю стену окна, проникает достаточно уличного. Правда, через пару часов, если тучи не разойдутся, всё равно придётся врубать круглые, как в операционной, лампы. Словно вовлекая всех мимо проходящих в какую-то неспокойную операцию.

Ольга села поудобнее и засунула телефон в задний карман джинсов. Всё равно гаджет не спасал от расползающегося в воздухе туманного сплина. Почему-то всё, что способно развлечь тебя в обыденной жизни, приобретает налёт бесполезного тлена, стоит взглянуть на него в медицинском вестибюле поликлиники.

Уперевшись подбородком в ладонь, а локтем в возвысившееся колено Ольга сосредоточилась на цвета яичной скорлупе полу. Аккуратно и очень ровно расчерченном на ровные квадратики. Словно шахматная доска, но лишённая чёрных элементов. Как если бы белые не только начинали, но уже и не задумывались об участии в партии иных фигур.

Или как чистая, зарешёченная клетка.

Если сосредоточиться, то можно выделить одну длинную дорожку, как и все соседние ведущую к витражному окну.

Ольга поморщилась и поясницей практически ощутила фантомный сквозняк – хорошими окнами в казённых учреждениях редко кто заморачивается. А возраст у Ольги уже не детский – как никак на днях исполнилась тридцатка. Ничего, конечно, ещё не переменилось – ни во внешности, ни в состоянии здоровья. Только на психику свалилось женское осознание «уже тридцать!!!»

Хотя по большому счёту Ольгу это не трогало, и, если бы не располагающая к неврозам обстановка, она и сейчас бы об этом не задумалась. А так, наверное, уже стоит хранить поясницу в тепле.

Если уж на то пошло, то отступление дыхания юности она почувствовала намного раньше. Уже примерно после двадцати пяти мир начал меняться. Вернее, мир оставался прежним, но Ольге уже не нравилось то, что нравилось раньше, а многие её суждения о жизни, которые она считала единственно верными и непреложно истинными, сами собой изменились. И прежние увлечения, и фильмы, и даже одежда начали казаться непередаваемо детскими и даже глуповатыми.

Но Ольгу это не печалило – в конце концов всё в этом мире поддаётся изменениям, так почему не поддаться ей?

Ольга просчитала белые квадраты до самого ничем не загороженного окна. Белёсая дорожка на стыке со стеклом не кончалась, а продолжилась – призрачными силуэтами уходя в зелёную крону деревьев, перечёркивающую её дорожную магистраль и дальше – в набрякшее серостью небо. Почти что шахматная дорожка зеркально отражалась в как ни странно чистом окне, создавая иллюзию, что она уходит прямо на улицу.

И Ольга не без удовольствия сейчас бы ушла по ней из этой поликлиники. Просто шагнула на нужный квадратик перед собой. Потом на следующий. А, дойдя до окна, сама бы, возможно приобрела призрачные очертания и канатоходкой выскользнула бы наружу, продолжая идти над ничего подозревающими людьми, машинами и покачивающимися на ветру деревьями.

Ольга представила, как легко и свежо будет идти над миром, разводя для равновесия руки и вышагивая, держа ноги «по ниточке». Это казалось так легко и приятно, что она не смогла отказать себе в небольшом удовольствии – всё-таки поднялась на ноги и, мысленно выделив ряд квадратиков, пошла по нему прямо к окну. Стараясь делать мелкие «лилипутские» шажки и ставя ноги на одну линию. Последнее было легко – у неё и без того сформировалась привычка ставить стопы ровно, будто на невидимую ровную ленту. Так, чтобы мысок одной ноги надёжно прятался за пяткой другой, чтобы буквально через секунду оставить второй мысок позади. Такая «модельная» походка давалась Ольге легко – всё-таки ровные и стройные ноги располагают. А вот короткий шаг делать было непривычно – сказывалась городская привычка всё время куда-то спешить и, соответственно, зачерпывать большие расстояния.

Руки Ольга расставлять не стала – в холле она не одна: у дальней стены сидит старичок в круглых очках и с палочкой, через несколько сидений от него две женщины с одинаково расплывшимися взглядами, а у стены напротив целый десант из пяти тихих человек, листающих смартфоны или нервно покачивая мысками обуви. И всё равно в холле ощущается простор – настолько он большой, что даже не очень красивые кадки с остролистыми растениями его не сужают. Так что на Ольгу никто не обратил внимания.

Путь ей торопливо «перерезала» медсестра – забавная и живая девушка с крутыми бёдрами, по-утиному покачивающимися от спешной ходьбы. Больничные шлёпки бодро шлёпали в такт её энергичной ходьбе, а крупная, пока что стоящая вперёд грудь подёргивалась под надёжной молнией белого халата. Нижняя часть лица девушки была скрыта под шуршащей маской цвета разведённой зелёнки, а верхняя – очень тёмная. Крупные, совсем немного вытянутые к вискам глаза насыщенного цвета кофейной гущи. А изломленные именно там, где надо брови – очень чёрный и очень хорошо нарисованные перманентом. Волосы у медсестры тоже тёмные и собраны резинкой около самой розовой шеи.

Весь вид у Екатерины – медсестру зовут именно так – очень решительный и почти что волевой. Так что она не одаривает ни идущую куда-то Ольгу, ни с надеждой глядящих на неё пациентов ни единым взглядом, а бодро и без стука скрывается за дверью одного из кабинетов. Словно без задней мысли подчёркивая, что ей здесь дозволено куда больше, чем любому посетителю.

Ольга медициной интересовалась как все, по минимуму – чисто чтобы не умирать от последствий нагугленных симптомов. И чтобы не сидеть с совсем уж лицом умственно отсталого на очередном приёме, когда доктор бодро и с полной надеждой на твою адекватность объясняет, как именно вырабатываются антитела на инфекцию. Поэтому тем, что там обсуждают врачи и медсёстры, Ольга не интересовалась. Поэтому даже не попыталась замедлить шага у того кабинета, а и дальше пошла по своей дорожке «из яичного кирпича».